Белая лошадь – горе не мое | страница 18
— Мы! А вы, значит, тут ни при чем!
— Нет, скажи, ты когда-нибудь задумывался над этим?
— Нет! — с сарказмом отозвался Арсений Александрович. — Будь уверен, что за двадцать лет работы в школе я ни разу ни о чем подобном и не думал. Устраивает тебя такой ответ? Дальше что?
Саня вскочил:
— Нет, ты понимаешь или нет, что это ужасно?.. Ну кого, кого мы воспитываем?! Учитель назвал ученика придурком, класс решил, что оскорблен не один, оскорблены все, и правильно решил! А мы их ломаем, мы твердим: «Сами виноваты, извинитесь»! А за что? Почему? Гордость, чувство собственного достоинства ученикам не положены, так, да?
— Красиво говоришь, — покачал головой Арсений Александрович. — Да больно любите вы все о собственном-то достоинстве. Собственное у них есть, не волнуйся. А вот есть ли у них чувство чужого достоинства, интересно знать… Сдается мне, они про такое и не слыхали…
— Да откуда ж, если вы, взрослые…
— Стоп! — сказал Арсений Александрович. — А себя-то ты куда относишь, Александр?
— Никуда! — запальчиво ответил Саня. — Я — просто человек!
— Та-ак… — даже растерялся директор школы. — А мы, по-твоему, кто?
Саня вызывающе молчал.
— Слышь, Матвей, мы и не люди, оказывается… Мы — так… Взрослые… — Арсений Александрович грустно посмотрел на сына: — Погляжу я, Александр, что ты об этом лет через десять будешь говорить…
— Если я когда-нибудь почувствую, что мне хочется сказать ученику: «Придурок, выйди вон из класса!» — я сразу застрелюсь! — хмуро ответил сын.
— Ну, — удивился Аристотель, — зачем же так сразу?.. Лучше просто сменить работу…
— Может быть, да только никто не меняет.
— Послушай, Александр, а что, у учителя не бывает оснований выйти из себя? — рассердился Арсений Александрович. — Он ведь не железка, он живой, ему обидно бывает, больно…
Саня убежденно сказал:
— Основания бывают. Только права у него такого нет. Во всяком случае, если он действительно учитель. Он учить должен — работа у него такая. А из себя пусть выходит в свободное от работы время.
— Браво! — пробасил Аристотель.
— Матвей! — сморщился Арсений Александрович. — Уймись! Можно подумать, что он сказал что-то новое и оригинальное!
— Ну, миленький Сеня, все основательно забытое приходится открывать снова и с большими муками. А эта простая мысль забыта настолько основательно, что в ней, действительно, есть прелесть новизны… Пусть этот славный юноша продолжит!
— Интересно, в Царскосельском лицее, — продолжил Саня, — мог учитель позволить себе обратиться к ученику, к князю Горчакову например, так: «Выйди из класса, бестолочь, и без родителей не появляйся»?