Об этом Замятин говорил и в своих лекциях по литературной технике, об этом говорил и с собратьями по литературному цеху. А вот его записка, сделанная в конце 1918 года на заседании редколлегии одного из альманахов по поводу рассказа Юрия Слезкина «Червонный король»: «То, что есть яростно-красочный Гоген — не делает плохими подернутые пеплом краски Борисова-Мусатова. Надо различать импотенцию и целомудрие… Автор пишет не столько строками, сколько между строк. Это — большое и самое трудное мастерство»[13].
Именно таким мастерством обладал Евгений Замятин. И дело вовсе не в том, что Замятин приспосабливался, что, держа кукиш в кармане, стремился насолить советской власти. Напротив, именно в лаконизме, в передаче читателю, слушателю, зрителю художественной квинтэссенции сказывалось его доверие к читателю, вера в его интеллектуальные и нравственные силы, в его эстетические потенции. Своими произведениями Замятин хотел не только рассказать о своем времени, но и всколыхнуть душу читателя, заставить его осмыслить происходящее и искать новые пути в преодолении трудностей созидания нового строя, бороться против глупостей, ошибок, а порой и преступлений, которые может совершить или уже совершила новая, народная власть от имени народа.
Разумеется, цензура пристально следила за каждым произведением Замятина. Почти каждый рассказ проходил редакционный путь с большим трудом. Так, рассказ «Пещера», уже напечатанный в январе 1922 года в журнале «Записки мечтателей», произведение о страшной гибели интеллигентов в холодном, голодном Петербурге, был запрещен цензурой для издания в сборнике повестей и рассказов Замятина, и только дополнительными хлопотами писатель все же добился его публикации.
(В этой связи мне вспоминается беседа почти сорокалетней давности с забытым сегодня писателем Н. Н. Никандровым. Его произведения тоже были посвящены современности, он писал о разрухе, голоде, проституции, нищенстве, взяточничестве, деградации масс в первые годы после революции. Многие произведения запрещались цензурой. Он обращался к начальнику Главлита П. И. Лебедеву-Полянскому, которого хорошо знал по дореволюционной эмиграции. Но тот разводил руками:
— Потерпите, Николай Никандрович. Не стоит давать козыри нашим врагам. Пройдет лет 10–15, построим социализм, тогда и напечатаем: вот, мол, как было раньше плохо, а теперь все хорошо…
В 1956 году во время пожара все рукописи Никандрова сгорели.
