Этот соглядатай сидел в данное время на спинке плетеного кресла и принадлежал к породе обезьян. В ту минуту, когда капитан наконец решился полакомиться сочным плодом, из-за его спины протянулась темная ручка и с быстротой молнии вырвала у него сладкий плод его трудов.
С быстротою, не подобающей его важности, вскочил капитан со своего кресла и увидел маленького врага, который таким коварным образом лишил его предвкушаемого наслаждения. Понятно, что обезьяна не осталась сидеть на спинке кресла; она, очевидно, поняла, что тут, после бессовестной проделки, ей было не место, а потому и пустилась наутек и со свойственной ее породе ловкостью и юркостью моментально очутилась на недосягаемой высоте, взобралась на верхнюю палубу, где — представьте себе дерзость милого животного — она, на виду у капитана, уселась на планшир и с явным удовольствием принялась за апельсин, по всем правилам искусства выплевывая зерна в пенящиеся волны океана.
Вполне понятно, что капитан возмутился таким беспримерно нахальным поступком своего противника. Полный справедливого гнева, он отправился в свою каюту за белой фуражкой и немедленно поднялся на верхнюю палубу.
Капитан не только не любил обезьян, но не терпел бы даже их присутствия на своем корабле за их нечистоплотность, далеко не желательную на военном судне. Но, с другой стороны, он был джентльмен, не желавший намеренно портить жизнь своим сослуживцам, а потому смолчал, когда его старший офицер, капитан-лейтенант Боргвиц, обзавелся обезьяной.
Однако, что разрешено старшему офицеру, то неудобно было запрещать другим, так как к качествам действительно порядочного человека, прежде всего, относится беспристрастность и справедливость.
Не мудрено, что таким образом на корабле очутилось изрядное общество обезьян, которых, для порядка, заперли в пустой курятник, помещавшийся недалеко от дымовой трубы. Таков был приказ командира крейсера. Но владетели обезьян, которые в свободные минуты забавлялись своими любимцами и желали их обучать всяким фокусам, от времени до времени вытаскивали то одну, то другую обезьяну из тесной клетки. Сегодня была среда — день починки парусов — и потому бедным узникам была предоставлена относительная свобода, тем более, что гроза всех — капитан — находился у себя в каюте и никто не мог предвидеть, что он вышел на свой балкон, чтобы там в невозмутимом спокойствии скушать апельсин.
Далеко не в хорошем расположении духа был капитан, когда его внезапное появление на верхней палубе повергло в понятную озабоченность и даже испуг вахтенного офицера.
