Я обратил внутренний взор внутрь себя и время, казалось, остановилось. Взгляд прошел через вены, устремился по кровяному потоку к сердцу и к сердечным воротам — средоточию жизни. Протянул к ним иллюзорную руку и мягко коснулся.
— Запретная техника монахов-отшельников. Сердечная Мантра. Единение.
Этой технике в качестве благодарности за спасение жизни обучил меня один странствующий монах-отшельник с пика Безмолвной Горы. Их техники отличаются от техник Ордена и, тем не менее, между ними есть нечто общее — раскрытие потенциала человеческого тела. Но если каратели открывают Врата и усиление носит постоянный характер, то монахи специализируются на кратковременном взрывном усилении. Мощь их техник поистине огромна, но и цена за их использование так же огромна.
Обучив меня Сердечной Мантре, он нарушил самый главный запрет. Я и по сей день не понимаю, зачем он это сделал и почему передал именно эту технику, а не любую другую.
Каратели не требуют платы. Да, нас благодарили. Пускали в дом на постой. В тавернах порой кормили бесплатно. Но на этом все.
Правда, со временем люди стали считать, что их спасение — наш долг, неукоснительная обязанность, и даже этого не стало. Хотя в какой-то степени это утверждение верно.
Чтобы нарушить запрет и передать запретную технику постороннему, он должен был понимать, что если это вскроется, секта избавится и от него и от меня. Такие порядки существовали во всех значимых силах. Никто не хочет, чтобы их секреты раскрыли. Особенно, если это их главный секрет.
До этого я никогда не прибегал к этой технике. Цена была слишком велика — годы жизни. Но не тех, что сокращают срок жизни, приближают к старости. Приближается день смерти. Монах называл их годами судьбы. А это десятки, сотни не спасенных человеческих жизней.
Однако не только поэтому я не использовал Сердечную Манту. Монах предупредил, что запретной ее делает вовсе не это. Есть дополнительная цена — эмоция. Радость, удивление, печаль, гнев, отвращение, презрение, страх, стыд, интерес, вина. Одной из десяти важнейших эмоций я лишусь навсегда.
— Но если я сбегу, что станет с Мэй и Ханюль? Унижение, рабство, удел лагерных шлюх? Ни за что! Не важно, что со мной станет. Что потеряю. Я этого не допущу!
Фиолетово-черный поток вырвался из сердечных врат. Огромная сила, не похожая ни на истинную, ни на телесную сущность, и точно ни на жизненную силу, имевшую светло-зеленый — цвет жизни, начала входить через руку в мое иллюзорное тело. Если описывать эту энергию одним словом, то это будет хаос. Нечто, что невозможно сдержать. Беспредельная мощь, которую я прежде никогда не испытывал. И она все входила в меня и входила, казалось нескончаемым потоком.
