Танатос вздрагивает, едва не прикусив язык. Он бледнеет, глаза наливаются испугом, а в горле пересыхает.
Она видела?..
За спиной ребенка грустно вздыхают.
И вот уже те же руки, что потревожили его, принимаются гладить маленькие плечики в широкой куртке.
— Малыш, — шепчет Хорошая, пытаясь привлечь его внимание, — извини пожалуйста, я не собиралась тебя пугать.
Натос шмыгнув носом, оборачивается к женщине. Ему вмиг делается холодно, шарик в кармане становится тяжелее, а в глазах саднит.
— Ну-ну, Эммет, — еще нежнее, еще мягче шепчет Хорошая, привлекая сына к себе, — не надо плакать. Я больше никогда не буду так делать.
Эммет… так она его зовет и так его зовет Добрый. Они подговорили Ксая и теперь Ксай тоже зовет его «Эммет». А Натос должен звать Ксая «Эдвард». Это как игра в интересности. Мальчики должны ее соблюдать, потому что теперь живут не в Греции. И им будет проще, если называть себя станут так.
— Я не испугался, — чуть приподняв голову, храбро заявляет Танатос. Однако немного выпяченная вперед нижняя губа и покрасневшие ободки глаз выдают его mother. Такая внимательная и заботливая, она будто намерено отказывается не замечать его слезы.
— Малыш, — несильно потянув вперед, притягивает в свои объятья. Mother теплая, пахнет каким-то вкусным шампунем, похожим на свежие фрукты, а еще у нее мягкие-мягкие волнистые волосы. Она разрешает Натосу с ними играть и перебирать их, если ему хочется или просто страшно. Ночью, когда мальчику снятся кошмары, она неизменно приходит после первого же его крика. И, крепко обняв, клянется, что все закончилось. Что никому больше своего сыночка не отдаст…
— Малыш, я верю тебе, — повторяет Хорошая, невзначай чмокнув детский лоб, — и давай на этом закончим. Лучше расскажи мне, что интересного ты здесь нашел.
Танатос вдруг вздрагивает снова, услышав ее слова. Он вспоминает про шарик в своем кармашке, про то, как достал его и, никого не спросив, забрал, и про то, что, обнимая его, mother вполне может ощутить круглый контур.
Он пытается как можно скорее отстраниться от женщины. Дергается назад, вызвав парочку морщинок на ее лице, и хватает с полки рядом первую попавшуюся конфету.
— Сладенькое? — с пониманием, каким буквально переполнена, спрашивает Хорошая. Помимо ровной кожи лица и чудесных волос, у нее еще волшебные глаза. Они серые, особенно не выделяются цветом, однако столько доброты в свою сторону от кого-то, кроме Ксая, Эммет еще не видел. Он пьет ее через соломинку своего страха литрами, а она все не кончается. Никогда, как однажды уверил его Добрый, не кончится.
