Едва ступив под сень деревьев, Брэйди тотчас заприметил симпатичную поляну с густой травой. Со всех сторон полянку окружали кусты и деревья, потому Брэйди сказал себе:
— Вот это славно — никто меня тут не потревожит! А на рассвете можно будет пускаться в путь.
Он отпил из фляги, которую хранил за пазухой, снял башмаки, положил их вместе с котомкой неподалеку от себя и провел ладонью по струнам — на добрый сон. И, едва он улегся поудобнее и прикрыл глаза, как услышал едва уловимый хруст веток. Весь сон как рукой сняло, и Брэйди тут же подскочил, крепко сжимая в руках свое сокровище.
Прямо перед ним на поляну вышел эльф, и выглядел он так, что у бедняги Брэйди перехватило дыхание — до того это было статное и величественное создание. Эльф был высокий, куда выше самого Брэйди, а ведь иной раз деревенские здоровяки едва доставали ему до плеч. От эльфа во все стороны исходило слабое серебристое сияние, которое, казалось, освещало всю поляну, точно лунный свет, который в ту ночь заливал собой весь лес. А чуть позади эльфа Брэйди также заметил и другие силуэты, которые постепенно проступали из лесной чащи — то были спутники эльфийского короля.
— Человек, — произнес эльф переливчатым и властным голосом, — что за дивный инструмент ты так крепко прижимаешь к своей груди?
Брэйди прочистил горло и несмело ответил:
— Это моя мандолина, господин. Мы с нею неразлучны — куда я, туда и она. Она скрашивает мне мои странствия, дарует покой и радость.
— Позволь мне на нее взглянуть, — эльфийский король не спрашивал, а мягко требовал, и, поколебавшись, Брэйди вложил свой инструмент в руки короля.
Эльф бережно принял мандолину, и у Брэйди отлегло от сердца: его любимица была в руках истинного знатока и ценителя. Эльф исследовал каждую струну, каждую колку и каждый мазок краски, а затем вернул мандолину владельцу и сказал:
— Я хотел бы услышать, как она поет в твоих руках. Сыграй мне, Брэйди О’Двайер, сыграй мне и моему народу. Я хочу услышать, как поет эта ночь, хочу услышат, как переговариваются и шепчут деревья, хочу знать, о чем говорит ручей в самой глубине этого леса. Ты сыграешь мне, Брэйди О’Двайер?
А Брэйди молча кивнул и положил пальцы на струны. И мандолина запела — что это была за песня! Она пела о том, о чем шептались деревья, она пела о журчании ручья и о лунном свете, она рассказывала о том, как танцуют эльфы в лесной чаще, и как их-под их легких ног взметается в воздух едва заметная и едва уловимая серебристая пыль.
