с. 16).
4. Следует различать синхронию и диахронию; при литературоведческом анализе необходимо делать синхронные срезы в истории, а в пределах отдельного среза следует с самого начала искать систему. «Когда критик имеет дело с литературным произведением, он самым естественным образом „замораживает его“ [to freeze it], игнорируя его эволюцию во времени и рассматривая его как конфигурацию слов, все части которой существуют одновременно», — пишет Фрай в другой работе (Frye 1961, с. 21).
5. Литературный текст не вступает в референциальную связь с «миром», как это часто случается в фразами из нашей обыденной речи, он «представляет» только себя. В этом отношении литература обнаруживает сходство не с обыденной речью, а скорее с математикой: литературный дискурс не может быть истинным или ложным, он действителен лишь по отношению к своим собственным предпосылкам. «Поэт, как и чистый математик, зависит не от дескриптивной истины, а от соответствия своим гипотетическим постулатам» (Frye 1967, с. 76). «Литература, как и математика, — это язык, а язык сам по себе не репрезентирует никакую истину, хотя он может поставить средства для выражения бесчисленного количества истин» (там же, с. 354). Поэтому для литературного текста характерна тавтологичность: он обозначает самого себя. «Поэтический символ, в сущности, обозначает самого себя, в связи с данным поэтическим произведением» (там же, с. 80). Когда поэта спрашивают, что означает такой-то элемент его произведения, он всегда должен отвечать: «его значение — быть элементом произведения» («I mean it to form a part of the play») (там же, с. 86).
6. Литература создается на основе литературы, а не реальности, будь то материальная или психическая реальность; всякое художественное произведение конвенционально. «Стихи можно писать только исходя из других стихов, романы — исходя из других романов» (там же, с. 97). В своей книге «Образованное воображение» Фрай пишет: «Желание писать приходит к писателю от ранее приобретенного опыта в области литературы… Литература черпает свои формы из самой себя» (Frye 1964а, с. 15–16). «Все новое в литературе — переделка старого. Самовыражение в литературе — нечто никогда не существовавшее» (там же, с. 28–29).
Ни одна из этих идей Фрая не оригинальная (хотя он редко цитирует источники); их можно найти, во-первых, у Малларме и Валери, а также у продолжающих их традицию представителей одного из направлений современной французской критики (у Бланшо, Барта, Женетта); во-вторых, те же идеи высказывали, причем множество раз, русские формалисты; наконец, в том же духе высказывался такой автор, как Т. С. Элиот. Совокупность постулатов Фрая, действительных как для литературоведения, так и для самой литературы, и послужит отправной точкой нашего исследования.
