А как будешь королем, а как будешь палачом. Пророк | страница 7
Преувеличение, фантастический вымысел здесь, конечно, служат не поэтизации изображаемого, а безжалостной иронии, сатирическому обличению, которое смягчено, пожалуй, лишь тем, что рассказ идет от первого лица, что герой сам себя простодушно развенчивает. Естественны поэтому и образно-стилевые приемы: кое-где появляется налет грубоватости, в речи персонажей встречаются вульгаризмы, современное просторечие. Речевая естественность порой сменяется нарочитостью, однородность — смешанным характером лексики. Иронизируя над «хлопоманством», в чисто сатирических целях Новак даже идет на никогда им не практиковавшееся воспроизведение особенностей локального диалекта.
Полностью сохраняют свою силу и обаяние те качества прозаического мастерства Новака, о которых говорилось ранее. Метафоричность, например, вовсе не исчезает: она просто меняет свой характер. «Пророк» — отнюдь не отклонение от прежнего художнического пути, а скорее поиск в новом направлении, поиск новых возможностей, новых ракурсов в разработке близких писателю проблем, свидетельство того, что он не хочет самоповторяться, стремится к большей жанровой широте.
Писательский поиск Новака обусловлен глубочайшим его интересом к человеку сегодняшнего дня — в противоречивости его качеств, в многовариантности его судеб, в сложности обрушившихся на него перемен и нововведений, — обусловлен заботою о том, как бы не ослабло все то, что привязывает людей друг к другу, к родной земле и своему делу на ней. Постоянное стремление к тому, чтобы стереть, говоря словами Блока, «случайные черты» и увидеть, как «мир прекрасен», сделать эту красоту достижимой для других, — вот в чем своеобразие творческого облика Тадеуша Новака, вот что дает нам право ждать от него новых интересных книг.
Б. Стахеев
А КАК БУДЕШЬ КОРОЛЕМ, А КАК БУДЕШЬ ПАЛАЧОМ
A JAK KRÓLEM, A JAK KATEM BĘDZIESZ
Ludowa Spółdzielnia Wydawnicza
1968
Перевод Г. Гудимовой (гл. 1—12) и В. Перельман (гл. 13—22)
1
Уже несколько лет я пел в церковном хоре. Правда, среди хористов я был, можно сказать, стариком, но то, что по-прежнему пел, никого не удивляло, ведь голос у меня был звонкий и чистый, как железо, закаленное в белой глине. Впрочем, если бы я даже захотел уйти из хора, органист мне бы не позволил. Он считал меня единственным человеком в приходе, умеющим петь те псалмы, что были вложены в уста распятого Христа, архангела, идущего на рассвете с благовещением, и того пастуха, который, сходя с иудейских холмов, первым увидел вифлеемскую звезду.