Я стукаюсь рядом об стену.
Хватаюсь рукой за вешалку и в то же время вижу, как чемодан от умывальника летит к дивану, на котором столько дней провёл пленником.
Я стремительно низвергаюсь за ним. Тут-то я опять водружу его на место.
Но мой прыжок поневоле оказался промахом: вместо дивана я очутился на постели и пребольно стукнулся о железный прут коленкой, а руками уперся прямо в стену.
Не успеваю ещё опомниться, как чемодан, точно издеваясь надо мною, летит снова к двери и с размаха опять ударяет в неё с силой и грохотом пушечного ядра.
Моя досада переходит уже прямо в злобу. Я бросаюсь к нему, но он подкатывается мне под ноги, и на этот раз я уже прямо лечу головой в дверь и стукаюсь в неё не хуже чемодана
Ого! Это, однако, похоже на издевательство.
Чемодан явно превращается не только в моего живого, но и злонамеренного, и злорадного врага.
Он прижался к кровати и оттуда рассчитывал нанести мне новый удар или обмануть меня новым манёвром.
Я вижу, как он сверкает на меня парою острых глаз: металлическими пряжками. Я не даю ему собраться с силами и прямо обрушиваюсь на него всем моим телом.
Но он дьявольски увертлив. Не успеваю ещё я, как следует, ухватить его, как он выскальзывает из-под меня и мчится в бок.
Но главное в борьбе — не дать врагу опомниться. Я на четвереньках лечу к нему и прижимаю его к стенке.
Он в моих руках.
Но сам я, помимо какого-то ни было желания с моей стороны, как рак, пячусь назад и, не удерживаясь, падаю навзничь не выпуская, однако, чемодана из рук.
Чемодан на меня...
Я на чемодан...
Чемодан через меня...
Я через чемодан.
Мы начинаем кататься по каюте, от кровати к двери, от двери к умывальнику. От умывальника к дивану.
То я, то он стукаемся об стену, о ножки дивана, о края умывальника...
Это последнее особенно неприятно, но вгорячах я почти не ощущаю боли, и только рычу от бешенства, когда он прижимает меня к стене.
Только бы мне удержать его около дивана на одну минуту. О, только бы на одну минуту!
За нами прыгают туфли и мокрые ботинки, врываясь то с одной, то с другой стороны, точно желая нас разнять. Они, временами, даже ударяют то меня, то его, вероятно, чтобы образумить, но это не помогает.
Мы беспощадно топчем этих карликов.
Тогда они в испуге забиваются глубоко под койку.
Вот я уже около дивана, верхом на своём враге. Что-то капает у меня из носа на его ненавистную черную кожу. Кровь. Пускай кровь. Все же, как он ни увертлив и ни силён — ему не совладать со мною.
