— Что бы было, если бы ничего не было? — вопросом же отвечал Опалихин и усмехнулся.
— Ну, ответь мне, ну, сделай милость! — вскрикнул Кондарев с горячностью.
— Я, право, не знаю, что сказать тебе, — отвечал Опалихин. Он подумал и добавил:
— Тогда, может быть.
— Скажи, что это вздор, — вскрикнул Кондарев.
— Тогда, может быть, — настойчиво повторил Опалихин, и холодный свет скользнул в его глазах.
— Так говорит Заратустра, — вздохнул Кондарев.
Он стоял все в той же позе, облокачиваясь обоими локтями на подоконник. Его лицо было все также бледно, а глаза зажглись резким и сухим блеском.
— А мужики подохли бы с голода? Да? — спросил он Опалихина холодно и резко.
— А мужики подохли бы с голода, — отвечал тот, — ведь я сам для себя нужнее, и кто мне они? Случайные попутчики в лодке? И если нас захватил шквал, что же? — презрительно усмехнулся он.
Кондарев схватил его за локоть.
— Так их нужно вышвырнуть за борт? Да? Откажись от своих слов, прошу тебя, — вскрикнул он с мучением на лице. — Откажись, ради Бога! — не выпускал он его локтя. — Ну, что тебе стоит отказаться! Ну, сделай же это, — повторял он с розовыми пятнами на щеках.
Опалихин усмехнулся.
— Во имя чего? — спросил он Кондарева.
Кондарев чуть не вскрикнул:
— Ты сам себя потопишь завтра этою фразой!
Он хрипло расхохотался, отпустил локоть Опалихина и, подражая ему, насмешливо произнес:
— Во имя чего? — И с хриплым смехом он добавил: — Так непременно же приезжай ко мне завтра.
— Непременно, непременно, — усмехнулся и Опалихин.
Кондарев пожал его за локоть и направился к лошади. Уже усаживаясь в седло, он холодно и насмешливо декламировал:
И слабым манием руки
На русских двинул он полки!
Кондарев возвратился домой, когда уже весь двор был затоплен белесоватой мутью и предрассветный ветер шуршал в деревьях сада. Навстречу ему с завалинки лениво поднялась собака, крутым горбом выгнула спину, зевнула, загибая кверху красный язык, и помахала хвостом. Он проехал к людской избе; за тусклым окном кто-то громко молился, кашлял и чесал живот. Заспанный конюх, распоясанный и босой, выбежал из избы, стукаясь обо все косяки, и привычной рукой, не глядя, поймал брошенный ему повод. Кондарев отправился к дому. Он тихо прошел в кабинет, сбросив с себя поддевку и сапоги, залез под чапан, на тахту, и тотчас же заснул, точно нырнул в воду. И так же внезапно он проснулся. Его разбудил какой-то свистящий шепот под самым ухом. Он открыл глаза и с странной ясностью тотчас же сообразил, где он и что ему надлежало делать. Он торопливо стал одеваться.
