— Приходи завтра к «Поющим ключам» в 6 часов! Хорошо?
Та молча кивнула головою и побледнела. А он снова торопливо проговорил:
— А сейчас прощай. Сегодня я не хочу видеть твоего мужа.
И он пошел от нее легкой и смелой походкой, но в самой калитке едва не столкнулся лбом с Кондаревым.
— А-a, — протянул он холодно и насмешливо, — тебя ли я вижу, мой лучший друг?
Он шутливо расшаркался перед ним. Между тем, Кондарев смотрел на него во все глаза. Ему казалось, что он видит на этом лице отражение чувств, одно подозрение о которых повергало его в трепет. С большим трудом он стряхнул с себя тягостные мысли и сказал:
— А сейчас я встретился с Грохотовым и уговорился с ним ехать завтра к тебе поглядеть поля.
Опалихин рассмеялся.
— И как раз не вовремя, — отвечал он со смехом, — завтра я буду занят. Впрочем, — добавил он после некоторого колебания, — до шести часов я еще могу располагать своим временем, а там — извините-с!
И Кондареву вновь показалось, что он видит на этом лице выражение, так испугавшее его только сейчас. Между тем, Опалихин быстро пожал его руку за локоть и пошел к своему экипажу бодро и весело. А Кондарев глядел ему вслед и с тоскою думал: «Да быть же этого не может. Это что-нибудь да не так, что-нибудь не так!»
Долго он ходил по двору, странно обеспокоенный и встревоженный, с тоскою в сердце и, наконец, вошел в дом. Когда он нашел жену, она сидела на балконе, бледная и усталая, с нераскрытой книгой в руках. Он поцеловал ее руку и, пройдясь из угла в угол по балкону, небрежно сказал:
— А знаешь, Таня, что я надумал?
Она подняла на него глаза с странным, безразличным выражением и оглядела его, как какую-то вещь. Этот взгляд ударил его по сердцу. Еще ни разу она не глядела на него так. И, припомнив выражение лица Опалихина, он подумал: «Так неужели же это правда? Неужели же все решено и подписано?»
— А знаешь, Таня, что я надумал, — повторил он, — поедем завтра с детьми пить чай?
— Когда? — спросила она его безучастно.
— После обеда, часов в шесть? — и он притих с захолонувшим сердцем, поджидая ее ответа.
Она отвечала:
— Прекрасно. Поедем.
«Так что же это такое, — подумал Кондарев, — неужели же произошла ошибка? А если нельзя верить глазам и сердцу, так кому же после этого верить?»
Кондареву не спалось всю ночь. Он то беспокойно ворочался с боку на бок в своей постели, то вставал и садился в кресло у открытого окна спальни с тревожными глазами и тяжестью на сердце. И, прислушиваясь к таинственным ночным голосам, шелестящим по кустам сада, он думал о жене: «Итак, что-то она скажет завтра за обедом. Если она поедет в луга, — значит произошла ошибка, а не поедет, — я не ошибся, и глаза мои меня не обманули». Только под утро он, наконец, уснул усталый и разбитый.
