Случайно произведенный «маленький кусочек реального» ‹…› свидетельствует об успехе коммуникации ‹…› Для того чтобы у вещей был смысл, этот смысл должен подтвердиться каким-нибудь кусочком реального, который можно прочесть как «знак». Само слово знак, в противопоставлении случайной отметке, относится к «ответу реального»: «знак» подается самой вещью, он означает, что, по крайней мере, в какой-то момент пропасть, отделяющая реальное от символической сети, была преодолена[123].
В контексте денег золото дает сигнал о том, что разрыв между реальным стоимости и символической сферой обмена был преодолен. Важно отметить, что разрыв между реальным и символическим преодолен не благодаря отношениям репрезентации. Ответ реального возникает в пространстве неразличимости между реальным и символическим, таким образом устанавливая так называемые точки пристежки (points de capiton), в которых реальное вплетено в ткань реальности. Эти точки пристежки, в свою очередь, являются необходимым условием для всех прочих отношений репрезентации между символическим и реальным.
Даже если позиция золота как всеобщего эквивалента в денежной системе возможно произвольна, оно может функционировать как ответ реального до тех пор, пока эта произвольность сокрыта. Вот что случается, когда мы воображаем, что золото имеет привилегированную позицию в системе денег из-за его внутренних, реальных качеств, а не наоборот. Жижек поясняет, как работает эта логика:
Если объекту суждено занять место в либидинальном пространстве, произвольность этого должна остаться сокрытой. Субъект не может себе сказать: «Поскольку объект произволен, в качестве объекта моего влечения я могу выбрать все, что я хочу». Должно казаться, что объект был найден, чтобы объект мог себя предложить в качестве поддержки и точки отсылки для зацикленного движения влечения ‹…› Хоть и верно, что любой объект может занять пустующее место вещи (das Ding), сделать это он может только посредством иллюзии, что он уже всегда там был, т. е. что мы его там не разместили, а нашли там как «ответ реального». Хотя любой объект может выступать в роли объекта-причины желания, до тех пор пока эффект притягательности, который он оказывает, не является его непосредственным свойством, а вытекает из того места, что он занимает в структуре, мы обязаны, в силу структурной необходимости, поддаться на иллюзию, что сила притягательности принадлежит объекту как таковому
