Понятие расщепленного субъекта может быть проиллюстрировано тем, как мы обычно думаем о себе как о личности. Индивидуальность[111] предполагает целостность, неделимость. Мы говорим о себе как о такой целостности все время: «я не люблю сыр», «я живу в квартире», «я должен тебе 500 долларов» и так далее. Мы полагаем существование самости, из которой происходят наши чувства, предпочтения, мнения и так далее. Знаменитый парадокс лжеца является парадоксом именно потому, что противоречит этому ощущению себя как целостности. Парадокс состоит из простого утверждения «я лгу» и зиждется на двойной позиции личности в утверждении. Говорящий присутствует и как объект утверждения, то есть лицо, к которому утверждение относится, и как субъект утверждения, то есть как источник высказывания. Парадокс возникает из-за того, что личность двух позиций не идентична. Если утверждение истинно, говорящий – лжец, что опровергает утверждение, и наоборот. Парадокс лжеца противоречит сам себе в двух отношениях: утверждение противоречит само себе, но также парадокс противоречит самой идее себя как чему-то целостному.
Жижек отталкивается от совершенно противоположного взгляда на субъект. У него субъективность является не целостностью, а наоборот – продуктом непреодолимого разрыва. Человек встраивается в символический порядок, когда он или она обретает определенную позицию в социальной структуре общества. Ритуал присвоения человеку имени символически фиксирует это встраивание. Когда человек встроен в структуру символического порядка, эта структура также создает условия возможности осознанного представления о самом себе. Это идея Фуко о том, что субъективность является социально сконструированной, которая стала центральным элементом доминирующих теорий социального конструирования личности.
Жижек порывает с этими теориями, когда настаивает, что встраивание человека в социальный порядок всегда является незавершенным. Субъект действительно будет идентифицироваться с символическими обозначениями, приписанными ему символическим порядком; я буду определять себя как мужчина, датчанин, отец, налогоплательщик и так далее. Но в то же время моя идентификация с этими обозначениями отмечена чувством ложного распознавания. Как было замечено в первой главе, даже если получилось бы составить полный список всех моих символических обозначений, у меня бы все равно осталось чувство, что я «больше, чем это». Данное чувство является составным жижековского понимания субъективности.
