Как многие евреи и неевреи накануне войны, отец полагал, что культурным немцам хватит сил противостоять антисемитской ярости Гитлера. Ведь Германия – страна великих литературы, музыки, искусства и науки. Она обладала интеллектуальным и художественным уровнем культуры, о котором в остальной Европе могли только мечтать, ее влияние на всех нас было огромным. Не мог мой отец до конца поверить в то, что новая мировая война разразится вслед недавней войне, «покончившей со всеми войнами».
Поэтому, что касается мнения отца, оно было таково: нам всем следует перетерпеть грядущие катаклизмы, твердо веря, что, если что-то случится с нами, союзники на Западе придут нам на помощь.
НА КЛАВЕСИНЕ я впервые играла в Пражской академии исполнительского искусства два года спустя после того, как в сентябре 1947 года была принята туда по классу фортепиано. Мне было двадцать лет, и годы после войны ушли у меня на то, чтобы неустанно продолжать музыкальное образование.
Не прерывая занятий фортепьяно на протяжении года под руководством профессора Албина Шлима, я начала играть на органе и овладевать клавесином благодаря наставничеству доктора Олдрхижа Кредбы. Лишь тщательно изучив историю этого инструмента, его теорию и механику, поняв различия между ним и фортепьяно и узнав наилучшие способы обращения с ним, я наконец села за клавесин и коснулась клавиш.
Как и тогда, когда впервые ребенком играла «Прелюдии» на фортепьяно, я сразу влюбилась. Музыка Баха по-настоящему ожила для меня.
Я никогда не забуду того, что Мадам рассказала мне о клавесине и как она организовала для меня занятия у Ванды Ландовски в Париже. Увы, мне не суждено было попасть на них.
Ландовска, польско-французская еврейка, записывала в Париже клавишные сонаты Скарлатти, когда в страну вторглись немцы. Хотя вокруг разрывались бомбы (это иногда слышно на записи), она мужественно довела работу до конца. Ее дом был разорен, вещи разграблены, включая дорогой клавесин, и она бежала в Нью-Йорк, не имея почти ничего, кроме незначительного багажа с одеждой. Ландовска прибыла в Нью-Йорк в день бомбардировки Перл-Харбора и осталась в США до самой смерти в 1959 году в возрасте восьмидесяти лет.
Чехословакия была освобождена советскими и американскими войсками в 1945 году, а потом власть захватили коммунисты, и дело закончилось тем, что я очутилась за железным занавесом. Это означало, что я не могла поехать в капиталистическую страну, скажем в США, и встретить великую клавесинистку. Я не могла даже написать ей, потому что всякие контакты с Западом были запрещены.
