Утром, рассвело только, солнца еще не было, проснулся я. Пляжу, где я, ничего попять не могу. Спал я под стеной барака. Там их несколько было. Осмотрелся — вокруг проволоки в три ряда. И вышки. Оказывается, в зоне я очутился, в лагере. Увидел, где проходная, — туда. Там дежурный офицер, двое солдат. У них глаза на лоб: «Кто такой, как попал?» Я объясняю— мол, по пьянке. Говорю, не помню, как забрел.
Смотрю, офицер этот испугался, весь серый стал. Увел меня в другую комнату. Заставил все написать. Прочел. Молчит. Потом порвал, что написал я, и даже обрывки скомкал, в карман сунул. Говорит мне: «Три ряда проволоки видел? Там ток пущен. Пройти там ты не мог. Мог только через проходную. А двери заперты изнутри, ключи в сейфе. Мы на территорию никого не впускали. Если бы впустили или выпустили без пропуска — нам трибунал. А раз непонятно, как ты сюда попал, получается, что это мы впустили тебя в зону. И место всем нам — и мне, и солдатам, что дежурят, — в таком же лагере. А тебе, раз ты появился здесь и не говоришь, как попал и зачем, тебе — самый большой срок. Соображаешь?»
У меня хоть после вчерашней пьянки голова как чугунная, но понял я сразу. «Все, — думаю, — конец. Не отмотаться». Сидим друг перед другом, что делать — не знаем. Ему срок и мне. Ну, и солдатам тем двум, что с ним, это уж точно. Закурили. Молчим. Потом он говорит мне: «Ладно. Придумал я, кажется. Жди здесь». И ушел к солдатам. Сижу я, ни жив, ни мертв. Что он задумал? Убьют, может.
Пришел он быстро. «Живей», — говорит. Провел меня через темный тамбур такой. Ключами несколько замков открыл в железной двери. Потом еще дверь, запоры. «Иди, — говорит. — Никому ни слова. Если трепанешься, всем срока! Дуй».
Не помню, как до поселка добрался. Но никому об этом деле не сказал. Дурной был, а понимал. Понимал, что не шутил он. Это уж каждому ясно. Через несколько дней встречаю его, этого офицера. Поселок-го маленький. Один он был. Я хотел было к нему, но он глазами показал: «Не подходи!» Так и встречались несколько раз, как незнакомые. Потом, видно, перевели его куда-то. И я тоже уехал.
Такая вот история. Сейчас-то я уже могу говорить, как было. А почему так получилось, объяснить никто не может. Не по воздуху же я над проволокой пролетел? Три ряда все же. И ток пушен. Может, ты скажешь?..» [11, с. 102–103].
