Критика теорий культуры Макса Вебера и Герберта Маркузе | страница 46
[51]
кого капитализма, фундамент которых был заложен в его время и которые сегодня представляют собой законченное здание системы, подчиняющей своей власти общественную жизнь в капиталистических странах и подавляющей всякие остатки буржуазно-демократической свободу. Его теория культуры является наиболее критической стороной его, по существу, консервативного мышления, она вскрывает объективную тенденцию империалистической системы к господству, угнетению и манипулированию всей общественной жизнью.
Однако вследствие своей социальной принадлежности к буржуазии и сознательного отстаивания ее позиций он с идеологически завуалированным умыслом объявляет эту тенденцию неотвратимым роком, всякая попытка бунта против которого кажется бессмысленной. Его призыв к бегству в индивидуальность, его обращение к «интеллектуальной порядочности», к подчинению тому или иному всецело личному «демону» является идеологическим выражением стремления расколоть общественные классы на автономных индивидов, примирить их с существующим обществом и интегрировать их в это общество. Своим призывом к великой личности вождя Макс Вебер переносит свой явно выраженный индивидуализм в плоскость политики и здесь сближается с иррациональной и реакционной идеологической позицией самого правого крыла империалистической буржуазии. Являясь представителем господствующего класса, Макс Вебер утверждает отживший строй, несмотря на его недостатки, причем бесперспективность капиталистического общественного строя он обобщает в безвыходность для человеческого общества вообще, представляя, таким образом, фаталистически пассивный вариант империалистической критики культуры.
Иное дело Маркузе. Оказавшись в плену установленных тем временем «оков порабощения», социально непосредственно не связанный с господствующим классом, он бунтует против этих оков, отрицает их «роковой характер» и ищет выход, возможность изменения существующего. Этот критический подход позволяет ему стать выше Макса Вебера и характеризует его как представителя иллюзорно-активистской буржуазной теории кризиса. Однако его бунт остается бунтом мелкого буржуа, которому антикоммунистическая запрограммированность мышления мешает признать в реальном социализме единственную объективно возможную альтернативу, единственную осуществимую форму конкретного отрицания капитализма. Его поиски «третьего пути» между капитализмом и социализмом не позволяют ему найти единственно надежный выход из кризиса империализма. Таким образом, несмотря на всю резкость и страстность критики капитализма, его радикальность оказывается псевдорадикальностью, его революционный образ действий — мелкобуржуазной револю-