— В твоё время стража была другая, уж поверь, — следующий стражник с недовольным лицом заглянул в комнату. — У меня перерыв! Я тоже человек, мне нужно отдохнуть!
— Сукин сын, — прошипел стражник, исчезая и хлопая дверью.
— Вот! Ты видел? Видел?!
— Ага. Видел, — Баэльт продолжал смотреть на людей за окном.
— Никакого уважения к моей сложной работе, — счетовод возмущённо фыркнул. — А ведь я тут с самого утра сижу! Не ел ничего! Будешь бутерброды?
Баэльт не счёт этот вопрос достойным ответа. На какое- то время воцарилась частичная тишина — лишь чавканье счетовода и приглушённый шум толпы на площади.
— Эти стражники… Ворьё, жульё и просто мудачьё, которому повезло получить хоть сколько- то власти!
— Не то, что вы, чиновники, — монотонно ответил Мрачноглаз.
— Вот! Хоть кто- то меня понимает! Людей грабят? Грабят! Убивают? Убивают! А эти щенки думают, что пришли сюда носить красивые плащи! Нихрена не делают! Ты видел, какую ставку им дал господин Эрнест? Да за такие деньги и я пошёл бы в стражу. Я б и пошёл. Если бы не проклятые лёгкие, — он зашёлся в жестоком кашле.
Ага. Пошёл бы. Разумеется. Малодушная тварь. Книги, цифры, власть бумаги над людьми. Маленький, ничтожный, а оттого стремящийся доказать обратное механизм системы.
— Много идёт прямиком в твой карман?
— Когда как, — Хервиг ответил беззаботным тоном. Будто бы отвечал, как у него дела. — Времена нынче пошли сложные, сам знаешь. Но тебе советую по этому поводу молчать. У меня семья, Баэльт. Два сына, дочь и жена. Мне нужно их кормить. А как мне их кормить? В грёбаной Коллегии четыре года меня учили управлять экономикой королевств — а я теперь гнию здесь за гроши.
— Они, — Баэльт ткнул рукой в сторону двери, — за эти же гроши рискуют жизнью, мокнут под дождём и иногда даже умирают. И у них тоже есть семьи. Но дело твоё, Хервиг. Дело твоё.
— Надо же. Читаешь морали. Ты.
— Нет. Констатирую очевидное. Мне плевать, делай, что хочешь.
Хервиг громко хмыкнул в ответ. Баэльт же продолжил смотреть в окно.
Горожане под проливным дождём сновали между торговых рядов рынка на площади. Горожане, ремесленники, подмастерья, рабочие, стражники, торговцы, дети.
Баэльт задумчиво почесал переносицу. Знают ли они все, что каждый из них — всего лишь безликая часть одного механизма? Как Хервиг? Как он сам?
А если знают, беспокоит ли их это?
«Опять эти глупые мысли», — недовольно осёк он сам себя.
С какого- то момента он начал испытывать болезненный интерес к тому, что чувствуют и думают нормальные люди. Наверняка это было не нормально, но…
