– К вечеру мы непременно вернемся, – с горечью бормотала я.
В ожидании наступила новая стадия: я говорила с собой.
Солнце поднялось высоко и вовсю светило в окно, словно насмехаясь над моим явно не солнечным настроением. К тревогам и нервозности добавилась злость. На себя – за то, что послушалась Хейдена. На Хейдена – за эту чудовищную задержку. И на весь мир.
– Ну почему они до сих пор не возвращаются? – спрашивала я, адресуя свой вопрос в пространство.
Нога зацепилась за неровность половицы, и я споткнулась. Я сердито посмотрела на щербатый пол и едва не зарычала от досады и отчаяния.
Как же я все это ненавидела! Даже такие слова не передавали глубины моей ненависти. Я ненавидела ощущение полной беспомощности, которой заполняла пассивное ожидание. Ненавидела беспокойство, поселившееся у меня в животе и готовое сожрать все кишки. Свою неспособность просто сидеть, поскольку это сводило меня с ума. Я ненавидела все.
Завтрак я пропустила, продолжая мерить шагами хижину. Отвлечься я больше не пыталась. Мазохистка во мне добровольно выбрала наслаждаться страданием. Чем сильнее становилась моя тревога, тем решительнее делалось намерение не допустить повторения. От обуревавших меня черных мыслей темнело в глазах. Возможность того, что Хейден может не вернуться, я не допускала даже на мгновение. Любая мысль о происшествии с ним вызывала у меня головокружение и ощущение невероятной слабости.
С момента его отъезда прошли почти сутки. Сутки, когда он собирался вернуться через несколько часов. Как я ни старалась, отрицать очевидное было глупо. У них что-то случилось. Эта мысль отзывалась немощью во всем теле. Живот крутило, и я думала, что меня вот-вот стошнит той малостью, что я вчера съела.
«Жди меня, и я к тебе вернусь, Медведица. Обещаю».
– Ты обещал, – бормотала я, расхаживая вдоль кровати. – Возвращайся, Хейден. Выполни обещанное.
Чувствовала я себя куда хуже, чем вчера. Сердце бешено колотилось, мне не хватало воздуха – каждый глубокий вдох требовал усилий, мышцы одеревенели, ноги дрожали от многочасовых хождений по хижине. Такого беспокойства я еще не испытывала.
Внезапно снаружи послышался негромкий гул. Я застыла, повернув голову на звук. Что это? Трюки моего воспаленного воображения или я действительно услышала мотор подъезжающего пикапа? Я навострила уши и вслушивалась. Я знала: звук машины всегда слышен издали.
Я сорвалась с места и выскочила из хижины, даже не закрыв дверь. Мышцы протестующе завопили, но я устремилась на звук. В спешке я забыла, что уже вечер и Хейдена не было больше суток. Шум двигателя нарастал, но хижины загораживали обзор.
