Мы почти добрались до центра лагеря, где скопилась внушительная толпа, ожидавшая сообщения Хейдена.
– Они знают, – тихо сказал мне Хейден.
– Что?
– Знают, кто ты. Барроу каким-то образом это узнал и растрезвонил всем.
Я не успела ответить. Мы подошли к толпе. Такого скопления народа я не видела со времен празднества. (Казалось, это было в позапрошлом веке.) Знакомых, дружелюбных лиц я увидела немного. Как островки, они были рассеяны по бурному, неспокойному человеческому морю. Я заметила Докка, Мейзи, Кита, Дакса и еще нескольких, кого знала в лицо, но не по имени. Большинство лиц я видела впервые, кого-то – один-два раза.
К стене ближайшего домика был прислонен массивный ящик. Хейден взобрался на него и протянул руку, помогая залезть мне. Я встала за его спиной. Все мысли были только о том, что собравшиеся знают мой секрет. Изменит ли это их отношение ко мне? Ответ я уже получала. На меня смотрели с откровенным недоверием.
– Тишина! – потребовал Хейден.
Гул разговоров вполголоса смолк. Я нервно сглатывала, ожидая его сообщения. Плечи Хейдена были напряжены. Я едва сдерживала желание протянуть руку и коснуться его спины.
– Как видите, Грейс вернулась, – начал Хейден. Он немного подождал, пока утихнут возгласы. – С недавних пор вы все знаете, кто ее отец…
«Кем был ее отец», – мысленно поправила я.
– Довожу до всеобщего сведения: это ничего не меняет. Грейс не причинит нам вреда. Это могут подтвердить те, кому она помогала. Кое-кому она и жизнь спасла.
Мои глаза сами нашли Кита. Я обрадовалась, видя, что он энергично кивает. На него оглядывались, видели его реакцию и толстый шрам на шее, что служило убедительным доказательством.
– Если у кого-то из вас остается недоверие к ней, отвечать будете передо мной. Если кто-то… это значит кто угодно, независимо от возраста, посмеет ей угрожать или попытается причинить вред, они составят компанию Барроу, отправившись на верхнюю площадку башни. Это понятно?
Хейден говорил властно и убежденно. От звука его голоса во мне вдруг вспыхнуло сильнейшее желание, которое было трудно подавить. Во всем его облике, в манере говорить, в сознании собственной власти было что-то невыразимо сексуальное. И нашла же я время для подобных мыслей! Я шумно выдохнула и тряхнула головой, прогоняя эти мысли.
«Потом, Грейс, – одернула я себя. – Сосредоточься».
Кто-то соглашался с Хейденом. Недовольные лица других говорили, что им не по нраву его условия.
– А теперь, когда этот вопрос решен, я должен сделать важное сообщение. Оно касается всех, поэтому я требую полной тишины.
