В тот день, когда Фитч принес Каролине стихи, Брэндон уж слишком прямо приступил к ней со своими недостойными домогательствами. Собрав все силы, она вырвалась от него и бросилась к двери; но, не добежав, упала, бедняжка, и забилась в истерике. Тут ей на помощь прибежала Бекки, а Брэндон со стыдом от нее отступился. Он вышел вон из дому; она смотрела ему вслед, потом прокралась в его комнату и положила на стол свое первое в жизни письмо, написанное ему. Оно написано было карандашом, дрожащим почерком школьницы, и содержало следующие простые слова:
«Джордж, вы чуть не разбили мне сердце. Оставьте меня, если вам это угодно и если вы не смеете поступить так, как должно честному человеку. Если вы еще когда-нибудь заговорите со мною, как сегодня утром, даю святую клятву, я приму яд.
К.»
Бедная девочка и впрямь не без толку читала романы; без них она едва ли бы додумалась до такого средства против преследований упорного искателя; и было что-то в ее натуре, внушавшее Брэндону уверенность, что она сдержит обещание. Как разволновали его эти слова! В нем клокотало смешанное чувство взбешенного разочарования и восхищения, и сейчас он любил девушку в тысячу раз сильней, чем раньше.
Едва мистер Брэндон дочитал строки сего документа и взбурлили в нем разноречивые страсти, пробужденные ими, как дверь в его комнату с силой распахнули, и кто-то вошел. Брэндон вздрогнул и обернулся в тайном страхе, что Каролина уже исполнила свою угрозу и что явился вестник сообщить ему о ее смерти. Непрошеным гостем был Андреа Фитч. Шляпа надвинута на лоб… глаза горят; и если бы мужские бороды могли вставать дыбом где-нибудь, кроме как в стихах или романах, то борода его, несомненно, образовала бы вокруг его лица щетинистый медно-рыжий нимб. Но поскольку такая возможность была исключена, у Фитча только был удивительно свирепый вид, когда он, заложив руки за спину, прошествовал к столу. Дойдя до этого барьера между собою и мистером Брэндоном, он остановился и безмолвно уставился ему в лицо.
— Разрешите спросить, мистер Фитч, чему я обязан честью видеть вас у себя? — воскликнул Брэндон после минуты недоуменного ожидания.
— Честью!.. Ха-ха-ха! — вскричал мистер Фитч в самом сардоническом и вызывающем тоне. — Честью!
— Честь или не честь — как вам угодно, милейший, но уж никак не удовольствие, могу вас заверить! — сказал Брэндон с раздражением. — Скажем тогда просто: каким чертом вас сюда принесло?
Фитч плюхнул альбом на стол прямо Брэндону под нос и сказал:
