«Какие-то грубые твари с дурацкой ухмылкой на рожах и противными своими кавалерами, со всякими Бобби Смитами и Джекки Джонсами, смеют смотреть на меня сверху вниз — на меня, на джентльмена и знаменитого mangeur de coeurs[30] — на умного, светского человека из благородной семьи! Вот бы отомстить им! Какую придумать обиду, чтоб она их побольней задела?»
Удивительно, до чего может дойти человек в своей злобе. Дело в том, что мистер Брэндон уже давно старался нанести девицам злую обиду, потому что с самого начала, еще на заре их знакомства, как мы с прискорбием должны признать, у него сложилось твердое намерение погубить одну из них — ту или другую. И когда благосклонное это намерение разбилось о холодность и безразличие девиц, он тут же вообразил, что они его жестоко оскорбили, и стал прикидывать, каким бы способом им отомстить.
Касаться этого предмета следует, конечно, деликатно, так как наш век, по крайней мере на словах, стал удивительно нравственным и даже слышать не желает о таких вещах. Но природа человеческая, насколько я мог ее изучить, не слишком изменилась за одно столетие — со времен, когда Ричардсон писал свои романы, а Хогарт свои полотна. Развратные Ловласы встречаются, сударыни, и ныне, как тогда, когда не почиталось зазорным разоблачать подлецов; а потому мы просим извинить нас за упоминание, что они существуют. Наши светские повесы еще нередко совершают roueries,[31] подобные той, что задумал мистер Брэндон, и не только что не видят греха в amourettes,[32] но даже готовы ими похваляться, особенно если их жертва — девушка простого звания. Если бы Брэндон преуспел в задуманном, все его друзья (так высоко нравственное состояние нашей британской молодежи) объявили бы его обаятельным счастливцем — да и сам он был бы о себе того же мнения; и совесть, я уверен, ни разу ни одним напоминанием не укорила бы его за совершенный им подлый поступок. Мужчина разрешил себе эту предельную гнусность — обманывать женщину. Когда мы примем во внимание, как он пользуется созданными им для себя привилегиями, пожалуй, и впрямь начнешь сочувствовать поборникам женского равноправия, указывающим на эту чудовищную несправедливость. Мы читали о несчастной женщине древних времен, которую набожные фарисеи требовали немедленно побить камнями [33]; по мы не слышали, чтобы они поднимали вопль против мужчины, соучастника в ее преступлении. Где был он? Наверно, весело, с легкой душой, попивал в кругу друзей, угощая собутыльников рассказом о своей победе.
