Миссис Ганн. Ах, конечно, стол простого горожанина!.. Мы не носим титулов, сэр (мистер Ганн, позвольте вас побеспокоить — еще ломтик от корочки, с краю), хотя мои бедные милые девочки, смею вас уверить, состоят в родстве — по их покойному отцу — кое с кем из первейшей аристократии в нашей стране.
Мистер Ганн. Чепуха, дорогая моя Джули. Ирландская аристократия, сами понимаете, какая ей цена? А кроме того, мне сдается, девочки не больше ей сродни, чем я.
Мисс Белла(мистеру Брэндону, доверительно). Бедный папа должен вам казаться ужасно вульгарным, мистер Брэндон.
Миссис Ганн. Ах, я понимаю, мистер Брэндон, вы, конечно, не привыкли к таким речам; и я вас очень прошу, уж вы извините мистеру Ганну эту грубость, сэр.
Мисс Линда. В самом деле, мистер Брэндон, уверяю вас, у нас есть всякое родство, и низкое и высокое. Может быть, не менее высокое, чем у некоторых, хоть мы и не склонны постоянно говорить о знати. (Это был двойной выстрел: из первого ствола мисс Линда ударила по отчиму, из второго же метила прямо в мистера Брэндона.) Как по-вашему, разве я не права, мистер Фитч?
Мистер Брэндон. Вы совершенно правы, мисс Линда, сейчас, как и всегда; но боюсь, мистер Фитч не уделил должного внимания вашему тонкому замечанию: потому что, если я правильно понимаю смысл того прелестного рисунка, который он выводит вилкой на скатерти, его душа сейчас погружена в его искусство.
А мистеру Фитчу того и надо было, чтобы все на свете так думали. Он откинул волосы со лба, поглядел блуждающим взором и сказал:
— Извините, сударыня, это правда: мои мысли витали в тот момент далеко, в областях маво йискусства.
Он и впрямь думал, что поза его удивительно изящна и что большой гранат в его перстне на указательном пальце все общество, конечно, принимает за рубин.
— Искусство — это очень хорошо, — заметил мистер Брэндон, — но меня удивляет, что сейчас, когда перед вами столь прелестные произведения природы, вам недостаточно думать о них.
— Вы имеете в виду картошку, сэр? — сказал недоуменно Андреа Фитч.
— Я имею в виду мисс Розалинду Макарти, — учтиво возразил Брэндон и от души посмеялся простоте художника. Но комплимент отнюдь не смягчил мисс Линду, только укрепив ее в обидной уверенности, что Брэндон над ней потешается, и ее неприязнь соответственно возросла.
Тут как раз вошла мисс Каролина и заняла назначенное ей место по левую руку от мистера Ганна. Для нее приставлен был старый, колченогий деревянный табурет, в то время как все другие сидели за столом на красивых и удобных стульях; а рядом с ее тарелкой стояла странного вида старая помятая жестяная кружка, на которой антиквара, возможно, привлекла бы полустертая надпись. «Каролина». Это и вправду были кружечка и табурет Каролины, сохранившиеся за нею со дней ее детства; и на этом месте, на этом табурете она изо дня в день смиренно сидела за обедом.
