— Я больше не хочу.
Отец прикрикнул на орущих сестёр и сказал:
— Да ладно тебе, посиди ещё. Не хочешь с отцом говорить — так хоть с братом бы пообщался.
— Хочет идти — пусть идёт. Но сперва давай начистоту. Я знаю, чего ты в детстве натерпелся дома. Как говорится, без страданий нет пути к успеху. Но теперь ты выбился в люди, а большому человеку нельзя без наследника. Дети Дасян и Сяосян — твои племянники. Вы связаны по крови. Конечно, ты можешь усыновить кого угодно, но всегда лучше усыновить родную кровь. Мы никогда не признаем чужих детей.
— Мне надо подумать, — произнёс Седьмой.
Стоило ему выйти за порог, как сёстры снова начали орать. Даже когда он отошёл уже далеко, до него ещё доносились пронзительный визг и громкие крики. Седьмой словно возвратился обратно в прошлое. В страхе он ускорил шаг, откуда-то из самой глубины тела возникла дрожь. Наконец он не выдержал — остановился, опершись о какое-то дерево, и его стошнило. Казалось, его тошнило не только едой, но и страхом и дрожью. После он поднял голову и посмотрел на серое, мрачное небо. «Интересно, когда и почему моя семья усыновила меня?»
Через три дня он снова зашёл к родителям и объявил отцу:
— Я сходил в приют и усыновил мальчика, ему всего годик. Мне всё равно, признаёте вы его своим внуком или нет, но знайте — он мой сын!
С этими словами он повернулся и гордо вышел. У отца просто челюсть отвисла. Хотелось выругаться, но он не стал. Он боялся ругать Седьмого. Для него Седьмой был не его сын — а сын китайского правительства.
В Хэнаньских сараях понастроили много новых домов. Прежние хибары с деревянными перегородками, словно тощие девчонки в лохмотьях, «маленькие невестки», попавшие в новую семью,[36] скромно стояли рядом с новыми домами — нарядными девушками-невестами. Поговаривали, что скоро построят новый вокзал в конце Строительного проспекта и похожий на христианский собор вокзал Ханькоу перестанут использовать. Железные дороги, идущие через весь город, уступят место современным шоссе. Халупы рядом с шоссе снесут, а на их месте построят высотки.
Соседи были вне себя от радости, целыми днями обсуждали, почём государство компенсирует снос дома, как выбить из чиновников побольше, выторговать компенсацию повыше, а то пусть дадут не одну квартиру — а несколько. Только отец хмуро отмалчивался. «Без поезда я не засну, — бурчал он. — Если жить в высотном доме, то будет не хватать энергии земли, если далеко от не — долго не протянешь. А с Восьмым как быть?» Последнее время отец полюбил сидеть у окна. «Один Восьмой остался со мной», — частенько бормотал он.
