Дьявольское биополе [сборник] | страница 21
Вместо того чтобы сообразить, кто она такая, я разозлился и потерял всякую остроту мысли. Потому что передо мной сидело живое воплощение спеси, ненавидимой мною всегда и сильно.
Суть не в ее импортном костюме с модными плечиками и не в серьгах, поблескивающих бриллиантно; не в сахарно-белых руках с рубиновыми ногтями, казалось, вонзенными в пространство; и даже не в благородной белизне округлых щек, начинавшихся, по-моему, прямо от висков; и даже не в изумленном изгибе бровей и насмешливом дрожании губ… И не во взгляде, способном своей силой отворять двери. Суть в том, что все это соединялось в нечто чрезмерное, сверхвеликое и надземное; нечто суперголливудское, случайно попавшее в кресло экономиста.
Кто сказал, что форма выражает содержание? Форма отражает спесь, ибо вся спесь уходит в форму. У них зависимость, как у массы и скорости или, скажем, как у материи и времени, ибо не будь формы, спеси не в чем было бы выражаться.
— Вы следователь? — спросила Сокальская.
Злая кровь ударила мне виски. Не потому, что она догадалась, а потому, что я до сих пор не догадался. Казалось бы, есть показания о женщине в песцовой шапке; эта женщина трижды попадается на моем пути — у лифтов, на улице и здесь; работает она на «Приборе», где работал и погибший; отчество у нее Ивановна.
Передо мной была дочь Анищина.
— Следователь, — признался я и самовольно сел перед ее столом; даже расселся, потому что снял шапку и расстегнул куртку.
— С какой стати вы меня преследуете? — спросила Сокальская гортанно.
— Конечно, зря.
— Вот именно.
— Надо бы поручить уголовному розыску.
— На каком же основании? — повысила она голос и, по-моему, сережки недовольно тренькнули, потому что бриллианты не терпят грубости.
— На основании уголовно-процессуального кодекса.
— Не пугайте, время не то…
— По-моему, вы и в то время жили вольготно, — не удержался я, и уж поскольку не удержался, то и добавил: — По-моему, такие, как вы, во все времена живут неплохо.
— Какие такие? — тихо спросила она.
Но я уже не боялся этой полушепотливой тишины, я уже закусил удила:
— Которые бросают отцов.
— Откуда вам известно, что его бросили?
— Которые бросают трупы отцов, — добавил я то, что было известно доподлинно.
— Я сегодня была в морге!
— А почему не идете ко мне?
— Зачем?
Я осекся. Действительно, зачем? Можно было бы назвать формальный повод: за разрешением на захоронение. Но зачем идут к следователю все родственники погибших?
— Хотя бы затем, чтобы объяснить, почему отец удавился.