- А я и есть твой командир, - перебил я его. – Жёсткий, но твой командир. Заметь – не жестокий. Когда ты не выполнил мой приказ, тебе стало дурно или больно?
И вот сейчас в его глазах мелькнуло понимание ситуации. Машинально он схватился за кожаный ошейник, который опоясывал его шею. И тут же выпустил его, будто ухватил ядовитую змею за хвост.
- Что? – напрягся я, увидев этот его жест.
- Не чувствую ничего. Ошейника не чувствую, - торопливо и нервно скороговоркой произнёс нетерис и вновь потянулся к своему «украшению». На этот раз он его не выпустил. Сначала поцарапал ногтем, потом засунул под него палец и оттянул от шеи.
- Ножом попробуй, - подсказал я, не спуская глаз с него.
Тот кивнул, наклонился, чтобы дотянуться до сапога, вытащил из голенища клинок и с опаской дрожащей рукой поднёс тот к шее. Несколько секунд он собирался с духом. Никто его не торопил, не советовал, не ободрял. Слишком долго он проносил страшную магическую вещь на себе, превращающая его в чужую вещь и комок боли, когда нарушал приказы. Наконец, он коснулся кончиком ножа кожаной полоски, которую оттягивал пальцами, надавил на неё и стал медленно водить острой кромкой. Толстая кожа сдалась спустя минуту. Как только ошейник распался, то его бывший носитель сорвал его с себя и отбросил в сторону, как омерзительную гадину.
И замер, прислушиваясь к своим ощущениям.
- Я больше не раб, - прошептал спустя некоторое время, потом посмотрел на меня и … упал на колени. – Командир… господин… я…
К нему с тихим всхлипом метнулась мать, которая опустилась на колени рядом с ним и обняла за шею.
Ещё пятнадцать минут я провёл с ними, пытая гвардейца на личные ощущения, самочувствие и стараясь самостоятельно увидеть в нём что-то необычное. Ну, и просто ждал. Вдруг, рабская печать сработает с задержкой и придётся вмешаться?
Совент мгновенно забыл о бесчеловечной проверке, которую я устроил ему. Он уже смирился, что больше никогда не увидит свободу, умрёт рабом. И вдруг – такое! Если и до этого все нетерисы были готовы умереть за меня даже без всякого магического понукания, за то, что я спас их семьи и близких, дал им всем кров и еду. То сейчас эта решимость усилилась на порядок. По крайней мере, у Совента.
«Фанатиками бы они не стали, - подумал я, когда вышел из постройки. – Всё-таки, магия, особенно такая сильная, на мозги должна бить капитально. Могут ведь из крайности в крайность пойти. Из принудительного рабства в добровольное».
