Бухара — великий город. Он богат, знаменит всевозможных дел мастерами, равно как и преступниками, доводившими свои деяния до степени совершенства. Коварны многие бухарцы. Но и среди них непревзойдённым по своей жестокости, граничащей с изуверством, был «правоверный мусульманин», бывший сотник в войске Бату-хана Темир. На его личном счету более сотни тайных дел, закончившихся убийствами, и больше тысячи душ, загубленных во время сражений в походах.
Лето в тот, 1280 от Рождества Христова, год выдалось на редкость жарким. Знойное солнце своими огненными лучами раскаляло песок добела, сжигая последнюю, и без того скудную растительность пустыни. Люди, истомлённые жарой, искали малейшей защиты от неё, чтобы хоть немного отдышаться.
Темир, как обычно в такое время, прятался от солнца в тени росших во дворе дома его любимых чинар. Выращенная и тщательно ухоженная рабами трава и рядом глубокий, с чистой прохладной водой бассейн создавали дополнительную свежесть и вызывали приятное ощущение в теле.
Старый хозяин был худощав, даже поджар, но в его уже тускнеющих глазах, однако, ещё светился огонёк хищника, стерегущего свою добычу. Он лежал на персидском ковре на пуховых подушках, без которых и в жаркий полдень обходиться уже не мог. Рядом сидел на коленях смуглолицый раб и махал большим веером, нагоняя ветерок. Темир полудремал и был погружен в воспоминания. Но вот он очнулся...
— Хозяин! — услышал Темир знакомый низкий голос и приподнялся на локтях, откинув голову назад, чтобы увидеть человека, вошедшего под тень чинары. Светловолосый, с голубыми глазами, по всему слуга, но, судя по ласковому выражению лица Темира, почитаемый хозяином слуга.
— Присаживайся, — указал Темир на ковёр рядом. — И говори, что тебя беспокоит. Я внимательно слушаю, Махмуд.
— У ворот нищие просят подаяния.
— Много их?
— Шестеро.
— Кинь по лепёшке, — небрежно махнул рукой Темир, — и ступай. Нет-нет, постой! — спохватился он. — Ничего не слышно про моих сыновей? Куда опять запропастился Ахмат, не знаешь?
— Нет! — коротко ответил Махмуд.
— И младших с собой утащил. А Абдулла и Вагиз ещё такие несмышлёные...
— Ничего не известно про них, господин. Но как что-нибудь услышу, сообщу непременно.
Слуга ушёл. Его статная высокая фигура скрылась за дверью в заборе сада.
«Да, преданны эти урусуты[3] хозяевам, когда не знают своего происхождения, — глядя Махмуду вслед, подумал Темир. — Совсем мальчишкой, года три, может, ему и от роду-то было, швырнул я его в свой обоз как добычу. В начале похода, кажется, на реке Матыре и в городке Онузе, откуда мы двинулись на Рязань...»
