За сплошной стеной высоких деревьев не видно горизонта. Но видно, как над головой хмурятся, блекнут и умирают звёзды.
— Утро близко, — поёжился князь Олег Воргольский — влажная предутренняя лесная свежесть залезала под кафтан и дальше, в исподнее, обмурашивая кожу. Медленная езда по узкой лесной тропинке не давала согреться.
— Скоро ли доберёмся до Липеца? — спросил Олега князь Мстислав Карачевский.
— Ефим! — резко окликнул своего стремянного[22] князь Воргольский и Рыльский.
— Я тут, княже! — приостановив коня, отозвался Ефим.
— Что-то не туда нас, кажись, ведёшь! Не на Дубок ли?
— Да нет, княже, — виновато ответил Ефим. — Не на Дубок. Но, признаю, маленько сбились с дороги. На кремник[23] Воронеж попадём, а там до Липеца рукой подать.
— Ну хорошо хоть, что не на Дубок, — засмеялся князь Олег. — Далеко от Дубка до брата. А Воронеж и Липец рядом, поприща[24] не будет. А может, Святослав в Воронеже сейчас? Может, как раз на пир попадём?
— Да, в богатых местах вы со Святославом княжите, — позавидовал Мстислав. — Леса и поля полны дичины, в реках рыба стеной стоит, земля жирная, знатный хлеб растит, города червлены. Кра-со-га! — От нудной езды на зевоту потянуло Мстислава. — У тебя два богатых города: Рыльск и Воргол. У Святослава — Липец, Онуз и Воронеж. А у меня один Карачев да несколько крепостиц небольших, и на те зарятся братья с племянниками. Житья не дают, — вздохнул Мстислав. — Да, кстати, мы на Онуз поедем охотиться?
— В устье Матыры, — важно откинувшись в седле, молвил Олег. — Там всякого зверя навалом. Медведя хорошо бы затравить, медведь мне нужен для потехи, а в тех местах их много.
Лес неожиданно кончился. Восток нежными красками озарил лица путников. Солнце ещё пряталось в своём гнездовье, но из-под земли уже сыпало лучи на небо, пробуждая ото сна всё живое. Птицы начинали петь и щебетать вовсю. Вдали, в туманной синеве, смутно завиднелись купола деревянных церквей.
— А вон и Воронеж! — указал плёткой в сторону города Ефим.
Подстёгнутые кони пошли в намёт. Топот копыт возле кремника заставил отряхнуться от вязкой дремоты городских сторожей. Со стены крепости они, щурясь, вглядывались вдаль.
