Воспоминания о трёх следующих днях у Кирилла сохранились отрывочные. Запомнились только моменты просветлений, когда он принимался что-то осмысленно делать: мастерить снегоступы, рассыпать крупу на пайки, писать завещание для потомков. Интеллектуального расследования и углублённого анализа последних и давних событий никак не получалось. Логика заставляла признать бытование здесь какой-то чертовщины. Именно «бытование» — для туземцев чертовщина как бы обычна, привычна и даже не очень-то интересна. Самое смешное, что в той информации о районе, которую он освоил перед отъездом, для чертовщины тоже находилось место — по умолчанию авторов, по нестыковке текстов, по обилию нерешённых вопросов. С позиций материализма концы с концами упорно не сходились, и душа (или что?) учёного раз за разом соскальзывала, сваливалась, плюхалась в депрессию. И всё это на фоне замерзания — не смертельного, но постоянного и неуклонного. Нет, похоже, современное туристическое снаряжение для такой жизни не очень-то годилось...
Утром четвёртого дня Кирилл вылез из палатки и обнаружил, что снаружи безветренно и солнечно. Он сделал короткую дыхательную гимнастику и наконец ощутил в себе присутствие «второго Я» — того, которое заставляет-таки взять подъём в конце многокилометровой дистанции или встать с татами и продолжить бой, хотя внутренности и мозги давно отбиты. Он разделся на морозе, растёрся снегом с ног до головы и пришёл к выводу, что жизнь продолжается, что он её любит и просто так, пожалуй, не отдаст.
«Один литературный герой, помнится, оказался в каменном веке — с перочинным ножом и зажигалкой в кармане. Автору, наверное, пришлось поднапрячься, чтобы привести ту историю к «хэппи-энду». Я, слава Богу, где был, там и остался. У меня полный комплект снаряжения, есть продукты и оружие. Есть карты и снимки. Что нужно делать? Возвращаться в посёлок, конечно. Это возможно? Теоретически — да. В середине или в конце лета, наверное, дней восемь — десять пути. Как зимой без лыж — не знаю. В принципе, снег в открытой тундре довольно плотный и держит хорошо. Идти можно по санному следу, только на твёрдом насте он, наверное, потеряется. Вообще-то, в посёлке нет ни одной собачьей упряжки — ещё со времён войны. Может, это какие-нибудь колхозники-совхозники из окрестностей? Впрочем, об этом лучше не думать».
С принятием решения жизнь вновь обрела цвет, вкус и запах. Кирилл оценил остатки продуктов: по-хорошему дней на семь. Если питаться впроголодь, то можно растянуть на пару недель. Тушёнка и сгущёнка оказались не очень кстати — по сравнению с концентратами пища, конечно, хорошая, но уж очень тяжёлая. «Патронов у меня полно — можно в дороге охотиться. Вот только на кого? Вообще-то, жизнь вокруг кипит — мышки какие-то бегают, птички чирикают, зайцы в кустах лазают, куропатки летают. Ну, допустим, в лемминга из ружья стрелять не будешь, стоит ли куропатка истраченного патрона — ещё вопрос, а вот, скажем, ворону съесть — милое дело. Вон, кстати, одна сидит...»
