Петрович в сотне метров ковырялся в моторе. Кирилл подошёл:
— Пойду прогуляюсь. — Он кивнул в сторону верховьев.
Охотник разогнулся, вытер руки о телогрейку, как-то непривычно — пристально и устало — посмотрел на своего спутника. И вдруг метнулся к саням, вытащил тот самый свёрток и на вытянутых руках поднёс его Кириллу. Мало того, при этом он проговорил чётко и внятно на языке таучинов:
— Возьми это, «сильный человек» (идиома). Не имей «злого сердца» (идиома) на моего сына за то, что он «оставил дверь открытой» (идиома?).
— Что-о?! — изумился Кирилл, принимая свёрток. — Что ты сказал?!
Но Петрович уже был прежним — бегающие глазки в щелях набрякших век, косноязычная речь:
— Ни сё, ни сё, хлапан стусит стой-та, синить нада! А ты ити, ити, я тут сё сплавлю! Лысы е — я михом. Ты ити, ити!
«Нет, — вздохнул Кирилл, — он явный придурок. Или всё-таки притворяется?»
Возле своей палатки Кирилл бросил свёрток на землю (в нём что-то звякнуло), повесил за спину ружьё и тронулся в путь.
Идти по льду и талому снегу оказалось значительно труднее, чем он предполагал. После почти получаса мучений будущий великий учёный оглянулся, чтобы оценить результат. Он оказался довольно жалким. При этом Кирилл разглядел, что Петрович (а кто же ещё?) зачем-то лезет на правобережную сопку и уже подбирается к вершине. «Ох и здоров старикашка! А чем я хуже?! Вперёд!»
Боевого задора хватило ещё примерно на час. По его истечении стало совершенно ясно, что без лыж тут ловить нечего. Пришлось возвращаться по собственным следам. Выбравшись на финишную прямую, Кирилл вновь увидел вдали фигурку Петровича. Теперь он был почти на вершине левобережной сопки и, похоже, направлялся туда, где должен располагаться тагит. «Что он там забыл?! — раздражённо подумал Кирилл. — Скачет, понимаешь, по горам, как горный козёл!»
Добравшись до палатки, Кирилл первым делом переоделся в сухое — всё исподнее было мокрым от пота. Потом на глаза попался пресловутый свёрток, и он решил посмотреть, что там такое. Развязал ремешок, размотал облезлую шкуру и увидел...
Четыре полуметровых клинка.
Новенькие, не тронутые ржавчиной.
Рукояток нет, голые хвостовики.
«Перекованы из старых автомобильных рессор — во-от над чем всю ночь трудился Громов-младший! Работа довольно грубая, но... Как бы это сказать? Добротная, что ли... И заточка правильная — лишний металл снят на электрическом точиле, осталось только «довести» лезвие вручную, а делать это лучше, когда будет насажена рукоятка. Но зачем?! Этими мачете только сахарный тростник рубить или... Не может быть!»
