Оба молодца без дальних разговоров заняли вторую мансарду. Так что маме пришлось переселиться к позументщице. Когда она увидела, что я собираю вещи, то несколько встревожилась:
-- Флоран, a тебе есть где жить?
-- Hy конечно, мама. . .
-- Где же?
-- Я не могу тебе этого сказать, я поклялся хранить тайну, но не беспокойся, мне там будет хорошо! Она воздела руки к небесам:
-- Подумать только, что я даже не знаю, где ночует мой сынl Не ведала я, что доживу до этого!
-- Что поделаешь, мам...
Я подошел к окну и показал ей весь наш Дозорный тупик, где выглядит вполне будничным то, что еще недавно казалось нам невероятным.
Тороплюсь записать, ловя остаток света, кривым ятаганом врезающийся в щель. Д о меня попеременно доходит запах красного и белого вина. Сквозь дьявольский шум голосов прорывается хриплый бас, требующий "литр крепкого -колеса смазать*. Слышна чья-то скороговорка -- это Митральеза честит какого-то сквалыгу.
Раз за разом я обхожу одну за другой улицы Бельвиля в поисках жилья, работы, уголка в кошошне для Бижу, сарая, куда можно было бы сложить мебель и стенные часы.
Нынче вечером, когда я проходил по улице Рампоно, меня окликнули из кабачка "Кривой Дуб":
-- Забывать стали старых друзей, мой юный господин Растель?
Голос принадлежал господину Жюрелю, с которьш я познакомился y заставы Монтрей и который заставил воришку вернуть мне мой карандаш. Я с трудом припомнил его, может быть, потому, что теперь на нем была каскетка, блуза, очки, a тогда он был щеголем. Он расспросил меня обо всех, никого не забыл -- ни маму, ни Предка, ни Бижу. Впервые со дня моего прибытия в это одичалое лредместье я привлек чье-то внимание, a не просто иронйческое любопытство. Жюрель вникал в трудности нашего положения, ему хотелось знать, чем он в меру своих слабых сил может нам помочь.
-- Тем более что на ваших руках старик, кажется, он приходится вам дядей, он, должно быть, совсем растерялся в этом Париже...
Тут я не сумел удержаться от смеха и успокоил Жюреля насчет Предка. Он y нас калач тертый, справится с чем угодно, но никому не позволит совать HOC в свои дела.
Господин Жюрель увязался за мной, и мы миновали пустыри и садочки, которые тянутся от конюшен Рампоно к лесопильне Cepрона на улице Туртиль. Он с каким-то непонятным пылом разъяснял мне, как обстоят дела, словно старался убедить меня в чем-то, a в чем -- пока что не открывал: в настоящее время главный и единственный наш враг -- пруссаки. Надо собрать все силы, чтобы изгнать врага со священной французской земли, обратить против захватчика любое оружие, не пренебрегая пистолетом.
