Он, казалось, собирался сказать что-то важное, но вместо этого замолчал. Между этими двумя людьми был странный подводный ток, что-то недосказанное, какое-то мерцание, но затем все прошло, когда Малкольм Ромилли двинулся дальше, глядя на нас со Стокером.
— Не думал просить вас помочь, но когда вы неожиданно присоединились к нашему небольшому собранию, мне пришло в голову, что вы натуралисты, следовательно, компетентные наблюдатели. Наверняка, есть детали, которые остальные из нас упустили из виду. Свежие взгляды людей с опытом наблюдения, окажутся полезными, и я достаточно отчаялся, чтобы рассчитывать на вашу щедрость и умолять использовать свои навыки.
Он слегка повернул голову.
— Мертензия, Каспиан. Вы оба Ромилли. Местные жители верны нам. Возможно, кто-то что-то видел или слышал. Возможно, они захотят вам рассказать.
Малкольм глубоко вздохнул.
— Хелен, это подводит меня к вашим особым талантам.
Она тяжело сглотнула, струи бус на ее горле заплясали.
— Малкольм, конечно, есть лучшие способы…
Мертензия огорченно посмотрела на своего брата.
— Малкольм, это не очень мудро.
Он поднял руку, заставляя их замолчать.
— Я так решил.
— Какие таланты? — заинтересовался Стокер.
— Моя невестка известна своими способностями связываться с теми, кто «прошел за завесу», — пояснил Малкольм. — Она спиритуалист.
— Не просто спиритуалист, — гордо вставил Каспиан. — Мама довольно известна. Вполне вероятно, вы слышали о мадам Елене?
— Малкольм, правда, — начала она снова, но ее деверь покачал головой.
— Хелен, признаю, вы должны считать меня негостеприимным. Я не приглашал вдову и сына моего собственного брата в дом его семьи в течение многих лет. Не отвечал на письма. Выполнял свои минимальные обязательства и ничего более.
Хелен пожала плечами.
— Вы продолжали платить нам пособие и после смерти Люциана. Вы не обязаны были это делать, — сказала она тихим голосом.
Малкольм Ромилли отмахнулся от ее замечания, и на мгновение я увидела проблеск человека, которым он должен был стать до того, как трагедия и изоляция подействовали на него: решительный и непоколебимый. Кровь прилила к его щекам, придавая ему более оживленный взгляд, чем я когда-либо видела.
— Этого недостаточно. Я осознаю, что потерпел неудачу, — твердо вынес вердикт он. — Тщательно проанализировав собственное поведение, поверьте, я первый осуждаю себя за то, что позволил собственным трудностям поглотить все свое внимание, что так мало заботился о ваших. Я искренне хочу исправить ситуацию. Но пойму, если вы не захотите принять оливковую ветвь, которую я протягиваю.
