Позади слышался неистовый топот, возгласы. Выхватив пистолет, летчик выстрелил в сторону бегущих гитлеровцев и прыгнул к ближайшему дому. Ухватившись руками за верх каменного забора, он подтянулся и перевалился во двор. Во дворе было пусто. Калитка и дверь дома наглухо заперты. А по ту сторону забора уже слышен нарастающий топот.
Вдруг дверь дома осторожно приоткрылась. В образовавшейся щели показалась рука и пальцем поманила к себе летчика.
– Скорее… – донесся приглушенный старческий голос.
Не раздумывая, Остап бросился к дому, и в ту же секунду дверь за ним закрылась. Он очутился в темных сенях.
– Прыгай в окно и беги огородами до леса… в горы, – послышался шепот, и он почувствовал, что его куда‑то подталкивают.
– Спасибо, товарищ… – Остап сжал локоть человека и, выскочив в окно, захлопнул ставень. Он бежал по задворкам, через огороды и сады, не чувствуя под собой земли. Позади затрещали автоматы. Пули, посвистывая, ударялись о стволы деревьев. Остап бежал не оглядываясь. Но вот деревня кончилась, впереди – глубокий овраг. Летчик на миг остановился, оглянулся назад. Преследователи настигали. Выстрелив по ним, он спрыгнул в овраг и исчез в густых зарослях терновника. Обозленные неудачной погоней, солдаты с остервенением палили ему вслед, и эхо выстрелов долго еще перекатывалось в низине.
Остап уходил. Опасаясь, что вдогонку ему пустят собак, он ускорял бег, не чувствуя сгоряча, как острые шипы терновника рвут в клочья одежду, царапают тело.
Так прошло более часа. Впереди показалась широкая полоса низкорослого алычевого леса. Остап, прерывисто дыша, нырнул под его своды. Сердце бешено колотилось, но он не сбавлял шагу. Снова начались кустарники. Покатый склон возвышенности перерезал другой овраг. На дне его блестел ручеек. Летчик спустился к нему, стащил с головы шлемофон и, расстегнув пояс, с жадностью припал к воде. Он пил долго, до дрожи в теле, захлебываясь, потом присел на замшелый корень поваленного дерева и принялся подсчитывать свои ресурсы. Как он и предполагал, ресурсы оказались скудными. Если не брать в расчет пистолета, то, кроме табака да еще документов, в карманах ничего не было.
Скрутив цигарку толщиной с добрый пулеметный ствол, он передвинулся на пне и, бесцельно блуждая глазами по оврагу, втягивал в себя дым с таким ожесточением, что бумага цигарки то и дело вспыхивала пламенем.
Исцарапанные в кровь руки ныли. Кончики пальцев машинально выстукивали по коленям дробь. Летчик вспомнил старика, который помог ему бежать. «Хороший мужик, – с теплотой подумал он, – себя не пожалел, а меня спас. Вот они какие, наши люди».
