— Слушай, иди ка ты! — окончательно разобиделась я, вытесняя Ярика из кресла.
— Да ладно тебе, не злись, — встал на ноги брат. — И надолго ты… туда?
— Не знаю.
В горле внезапно зажгло, а в глазах замаячили слезы.
— Так, — уперся руками в стол брат, — рассказывай все по порядку!
— Ты не поверишь мне, — сбивающимся голосом выговорила я, опуская глаза.
— А ты попробуй. Вдруг поверю? — стоял на своем Ярослав, вновь усаживаясь в кресле поудобнее.
И я сдалась. Рассказала. Все до мельчайших подробностей! Повествование заняло несколько часов, и за окном уже забрезжил рассвет. А я все говорила и говорила, и с каждым словом мне становилось все легче и легче.
Зато длинное, худощавое лицо подростка становилось все мрачнее и мрачнее. Он ничего не спрашивал, не уточнял. Он вообще никаких звуков не издавал! И это заставляло насторожиться.
Закончив свой рассказ, я всхлипнула напоследок и утерла мокрый, распухший нос ладонью.
— Вот, — выдала в заключение я, вновь натирая и без того красный нос.
Ярослав молчал и серьезно глядел на свои руки, сцепленные между собой. На душе стало тревожно: «Неужели не верит?».
— Я-яр, — позвала я.
Никакой реакции.
Я приготовилась хохотать над братом, как сумасшедшая, мол: «Как я здорово тебя развела! А ты поверил!». Но парень вдруг ожил и поглядел на меня.
— Лиза, — каждая мышца в моем теле напряглась, — ты это серьезно?
Я отрывисто кивнула и снова вытерла нос.
— Так ты мне веришь?
Брат вытаращил глаза.
— Не знаю… Ты либо вконец чокнулась и тебе пора лечиться…
Ярослав помедлил и взъерошил свои недлинные волосы небрежным движением руки.
— Либо… если все, сказанное тобой, правда, то я буду последней сволочью, если не поддержу тебя!
— И я, к тому же, всю жизнь буду считать тебя предателем, — усмехнулась я. — И дразнить буду! И…
— Все, хватит! — выставил Ярик руки перед собой. — Помолчи, пожалуйста. Дай собраться с мыслями.
Я покорно замолкла.
— Ладно. Давай, завтра все решим, — растерянно поглядел Ярослав в окно, — а вернее, сегодня, но позже.
Небо нежно алело на востоке. Весна шла полным ходом, и городские воробьи во дворе расшумелись не на шутку. В полуоткрытое окошко неслось их ошалелое, неугомонное чириканье.
— Хорошо, — расстроенно согласилась я, поднимаясь на ноги и прикрывая окно. — Тебе же в школу еще идти сегодня.
Брат задумчиво кивнул.
Я могла разговаривать еще и еще, ведь мне столько хотелось рассказать! Во мне словно какая-то чакра открылась: слова лились из меня сплошным потоком. Но Ярик, видимо, устал.
