Она берет в магазине сосиски и бредет домой. Сосиски — корм более obschaga friendly, ведь когда на общей кухне юбилей (а какой-нибудь юбилей там каждый второй вечер), когда беззубый Вася играет на баяне и цапает за лодыжки всех проходящих дам, можно запереться в блоке и потребить сосиски сырыми, покрошив на хлеб. А пельмени сырыми потреблять неприятно, она пробовала. Количество мяса и в первом, и во втором продукте мифологически невелико и стремится к нулю, но сосиски хотя бы не застревают в зубах, как перемороженное тесто пельменей.
Вообще же — Яся уверяется в этом — жить можно вообще везде. И вот уже мысль о пустой комнате с сиротской кроваткой и советскими шторами вызывает не приступ жалости к себе, а волну тепла и уюта. Так, наверное, и в аду…
Время от времени ее размышления прерываются ржавым дребезгом пролетающих мимо велосипедов. От дома (она уже воспринимает свой с Валькой блок домом) до продмага — 2 км, автобус в Малмыгах один и эти удаленные от нужд и городского администрирования и идеологии точки, к несчастью, не связывает. А потому все действительно, как и объясняла Валька, летают на велосипедах — в том числе те, кто по причине какого-нибудь юбилея едва держится на ногах. Закрепившись на раме, они начинают с остервенением налегать на педали и если и падают — только в первые три-четыре прокрутки. Дальше велосипед набирает скорость, и центростремительная сила вращения колес каким-то образом выравнивает рождаемое головой игрока шатание. Яся в этом мире железа и спиц — в самом низу пищевой цепи, опережая ее, они даже не трогают звоночки, которые задействуют разъезжаясь. Пешеход под их ногами, как птица: услышит — выпорхнет сам. Не услышит — невелика потеря.
Примерно на полпути Яся слышит далекий грохот, доносящийся откуда-то со стороны заброшенного мясокомбината. Она удивляется тому, что все птицы притихли. Солнце при этом еще не зашло. Небо ясное, по нему с огромной скоростью несутся подсвеченные закатом облака.
Грохот нарастает, в нем появляются металлические составляющие — как будто на Малмыги несется исполинский небесный товарняк. Она проходит группку велосипедистов — они все спрыгнули со своих железных ишаков и напряженно вглядываются в горизонт в поисках источника звука и не находят его — грозовой тучи нет, да и фашистских танков не видно. И вот через далекое еще поле, перекликаясь с видением затопления Малмыг из ее сна, проходит волна поднятой пыли. Она похожа на рыжую стену, которая с большой скоростью несется на их город. Один из вглядывающихся в происходящее на поле велосипедистов показывает на далекие березы, согнутые этой стеной в дугу.
