— Ты грейся, — сказал Сквара брату. — Я натаскаю.
Светел надулся, крепко схватил плетёнку, побежал следом за ним. Где дровник, они уже знали.
Таскать пришлось порядочно: не меньше полусажени. Про запас, чтобы вылежались в сухом тепле и горели споро и весело. Когда раскрасневшиеся братья вернулись с последними бременами, в поварне их встретили горькие слёзы.
Добрая девушка, что накануне поднесла им каши, давилась и надрывалась, съёжившись в уголке. Она что-то укачивала на руках. Светел, приглядевшись, заметил серенький хвост.
Братья поставили плетёнки, подошли.
— Дай мне её, — сразу сказал Светел. Протянул руки.
Чернавушка подняла мокрое лицо, оглянулась, ничего не поняла.
— Дай ему кошку, — сказал Сквара.
Девушка почему-то поверила. Всхлипывая, бережно уступила Светелу любимицу. Светел взял податливое тельце, сел на дрова.
Кошка, изувеченная жестоким пинком, была ещё жива, но огонёк дотлевал. Он слабел и еле держался, грозя изникнуть совсем. Светел потянулся к нему, обнял своим пламенем, ровным и сильным. Тут же вспомнилось, как угасал огонёк дедушки Корня. Светел тоже пытался его удержать, но дедушка был совсем ветхий, а Светел — маленький. Теперь он вырос.
— Ой, мамоньки! — вдруг испугалась стряпка.
Она услышала, как словно бы закашлялась печь. Нагнулась проверить… Увиденное в горниле кому угодно могло дать напужку. Поленья прогорели ещё не вполне, но весёлый рыжий огонь почему-то опал синеватыми язычками. Они едва озаряли свод. Женщина взялась дуть в угли.
Кошкин огонёк перестал меркнуть. Ободренный, обласканный, он заплясал, ухватился, начал уверенно разгораться. Светел улыбнулся и отступил, выпуская его радоваться на воле.
Печь рявкнула. Огонь так и планул в самый свод, даже пыхнул из устья, опалил брови стряпке. Женщина отшатнулась, грузно села на пол, запоздало прикрываясь руками. Сквара бросился поднимать.
Кошка подняла голову, тихо мяукнула, потёрлась мордочкой о ладонь.
— А ты плакала, — сказал Светел чернавушке.
И мысленно поклонился печному огню: «Спасибо, братейко!»
Уже хорошо за полдень вернулись мужики, ходившие на Подстёгин погост. Детвору стало не отогнать от избы, где рассказывали и рядили. Братья Опёнки в толкотню опять не полезли. Была охота слушать докучливое нытьё Лыкаша, раздосадованного, отчего санки с тёти-Дузьиными пряничками не привезли.
— Придёт атя, расскажет, — решил Сквара. — Давай опять к скоморохам!
Светел обрадовался. Ему не терпелось ещё посмотреть на девочку, метавшую пёстрые колобашки.
