— Сам сопуля!
Сквара фыркнул в ответ:
— Не сопуля, а сопливец. Толку не знаешь по-нашему, а туда же, браниться.
Вожак скоморохов прищурился, взгляд был зоркий и пристальный.
— Да вы дикомыты никак? — спросил он затем. — То-то, смотрю, и хижа вам нипочём! Долго добирались?
— Не, — сказал Сквара. — Две седмицы всего.
— А прозываетесь как?
Сквара ответил гордо:
— Опёнками, лыжного источника сыновьями, Жога Пенька. Меня Скварой хвалят, а его Светелом.
— Братья, что ли? — удивился Кербога. — Вот уж схожи так схожи!.. Прямо близнецы, бровь в бровь, глаз в глаз… Слышь, меньшой, твоя мамка в Андархайне часом не гостевала?
Светел вздрогнул. Сквара нахмурился, дерзко проворчал:
— Мамка дома сидела. А вот отец, случалось, гостил.
Он не по всякому поводу открывал рот, но, если уж открывал, мало никому не казалось.
Кербога так хлопнул себя по бедру, что с мокрых штанов полетели брызги.
— Тебе, парень, на роду означено глумцом быть! А поехали с нами?
Он настолько легко и весело произнёс эти слова, что невозможное на миг стало возможным.
— Не, — помотал головой Сквара. — Я лыжи буду уставлять, как атя.
«А я — всех лечить», — добавил про себя Светел, но думалось ему совсем про другое. Уехать со скоморохами. Увидеть далёкие города. Побывать в самой что ни есть коренной Андархайне, близ Фойрега. А вдруг где-нибудь там…
«Вот велик поднимусь…»
Кербога же с пробудившимся любопытством разглядывал стоявших перед ним мальчишек. Одинаковыми у братьев были разве только пятна под глазами и на щеках. Покусы мороза, где плящей зимой меховая харя примерзала к живой коже. Старший, худоватый, но сильный, доброго плетева, выглядел истинным северянином. Прямые волосы цвета чёрного свинца, нос с тонкой горбинкой, белая кожа. Глаза под строгими бровями — очень светлые, впрозелень голубые, точно камни верилы. Паренёк был так хорош, что его не портила ни челюсть, немного выдвинутая вперёд, ни даже шрамик в левой брови, отчего та казалась надломленной. Младший… Рыжаком его нельзя было назвать. Однако волнистые кудри вместо обычной желтизны горели дивным огненным золотом: гнездари называли такие волосы рудо-жёлтыми, а дикомыты — жарыми. И глаза были не карие, не ореховые, переливались густым медовым расплавом…
— Эх, ребятёнки, были бы вы постарше годков на пять! — вырвалось у Кербоги. — Я бы нарочно для вас кощуну сложил. Про Бога Грозы и Бога Огня…
— Это как?.. — пискнул младший.
Кербога, не слушая, переводил взгляд с одного на другого:
