— Мы люди почестные, скоморохи проезжие, — громко объявил середович. — Будем петь, гудить, народ веселить.
— Что, сильно играть собрались? — подбоченилась Обороха, вышедшая встречать незваных гостей. — Знаем мы вас, объедов, по чужим застольям шатунов!.. — Подумала, добавила с торжеством: — А и веселье наше вчера было, опоздал ты, потешник!
Она поправляла бисерный пояс, чтобы никто не сомневался в её праве решать. Вымокшие чернавки держали над хозяйкой большую рогожу, сшитую углом. Здесь, за пределами зеленца, покрышка быстро тяжелела от снега.
На мордах оботуров таял иней, принесённый с мороза. Из ноздрей вырывались облачка пара.
Скомороший вожак, которого, надо думать, в иных местах ещё не так привечали, ответил с достоинством:
— Играть-то будем, на радость людям, а силком смотреть не заставим, никому хлопот не добавим. Кто добром отблагодарит, тому и спасибо.
— Ладно, заезжай, всё равно тебя и пестом в ступе не утолчёшь, — смилостивилась хозяйка. Но тут же строго предупредила: — Смотри мне, вздумаешь баловать, живо путь покажу.
— Мы люди почестные, — повторил скоморох. — Не ощеулы какие.
Косматые быки влегли в упряжь и, упираясь раздвоенными копытами, потащили сани сквозь туман, на голую землю.
Здесь скоморошню взяли в кольцо ребятишки и молодятник, даже взрослые, кто не ушёл в зимовье.
— Прозываюсь Кербóгой, устал немного, — сказался середович. — Это моя дочка Арéла, всюду поспела, а дедушка у нас Гуди́м, уж вы поласковей с ним.
Словно желая пояснить своё прозвище, старик вытащил длинную пилу. В его ловких руках она согнулась, задрожала, запела. К тому времени, когда оботуры остановились у тына, мелюзга уже тянула вместе с пилой всем известную песенку, девочка метала из ладони в ладонь сразу пять раскрашенных колобашек, а Кербога рассказывал мужикам новости, подхваченные в украинных городах Андархайны.
Послушать его, жить там было весело. Наместники бдели вполглаза и оглашали указы, составленные то ли попивая вино, то ли после ссоры с женой. В храмах молились о возвращении небесного света и так говорили про это, словно торгуя небесные сферы за подношения верных. Купцы то по-настоящему смело дрались сквозь дебри одичавшей страны, то стервенели, пытаясь семь шкур содрать за товары, что любому нужны. Воры знай себе плутовали, даже дубинки один у другого крали, потом — корчились под кнутом, проклиная на кровавой кобыле всё, что крадьбой накопили. Работящий народ, от толмачей до палачей, правил всяк своё ремесло, мздоимцам на зло, с ухмылкой слушал священство и придерживал кошельки.
