Наказывать Жогова сына Облуша всё-таки постыдилась.
— Идите-ткось, шатуны, поветь к празднику помогайте светлить!
Братья переглянулись. У них дома сказали бы «идите-ка». И не стали бы помыкать детьми гостей, когда свои есть. Ну ладно.
— Пошли, жадобинка моя, ты уж посиди, полежи… — проводил их больной голос хозяйки.
Опёнки бегом кинулись прочь. Хоть заходы скрести, лишь бы долой с глаз.
Вечером, когда затеяли пир, просторная поветь, где прежде хранили на зиму сено, мало не расщелилась по углам. Гости тесно расположились на новеньких, нарочно вытесанных скамьях. Чернавки сбивались с ног. Детвора, своя и приезжая, толклась во дворе. Один Лыкасик сидел среди взрослых, между матерью и отцом. Принимал почесть. Думать о нём было чуточку завидно, однако местами меняться не хотелось.
Когда наружу вытаскивали очередное блюдо с обрезками, ребячья сарынь бросалась, несыто расхватывала куски. Сквара было сунулся добыть вкусного себе и младшему брату, но вернулся смущённый. Толкаться за еду он не умел. Дома не приучили.
— Как есть дикомыты, — засмеялась чернавушка-полугодница, та, которой на грудь прыгала кошка.
— Эти взяхари, — рассудила другая, постарше. Она уже носила понёву и цветную ленту в косе. — Не дашь — просят, дашь — бросят.
Девки обидно засмеялись, скрываясь за дверью. Унесли за два конца тяжёлый поддон с озерком душистой подливы. У Светела запело в животе. То-то бы славно корки макать…
Он проглотил слюну:
— И ничего мы не бросали!
Сквара нахмурился:
— И не просили.
Кошкина хозяйка вдруг выскочила обратно. Огляделась, торопливо сунула мальчишкам долблёную деревянную мису. В мисе дымилась ячная каша. Правская, не из водорослей! И без скупости сдобренная той самой подливой!..
— Спасибо, красёнушка, — поклонились братья.
— За вкус не берусь, а горяченько да мокренько будет, — хихикнула девушка и снова исчезла.
Опёнки вытащили из поясных кошелей дорожные костяные ложки. Светел сперва забылся, взял левой. Потом спохватился, даже глазами по сторонам метнул: не видать ли где Лихаря с его тревожащим любопытством? Тот веселился среди гостей. Сквара, глядя на младшего, фыркнул и, наоборот, переложил ложку в левую руку. Такая у них водилась игра. Опёнки принялись за еду.
Старшая девушка вынесла плошку с высокой стопкой блинов. Она торопилась, но отказать себе в удовольствии оговорить дикомытов всё-таки не смогла. Сквара как раз поднял глаза, и она ему улыбнулась:
— Не ешь масляно, ослепнешь.
