Потом все разошлись, а танки грохотали весь день и весь вечер, и по пустому городу неслось железное эхо.
На обед в тот день бабушка дала лишь тарелку синего супа. Несколько перловинок и голубоватая водичка без всякого осадка.
— Уж я кипятила, кипятила, два раза плитка перегорала, да откуда навару взяться с десяти-то крупочек, горевала бабушка. — На кухне Сазониха сказывает: засуха идет. Будто земля на полях горячим песком сыплется, все зернышки в ней спекаются. Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие...
Она говорит сама для себя. Голова в черном платке опущена, глаза смотрят не на то, что есть здесь, в комнате, кивнул на все неизбежные несчастья, которые были и еще будут. Опрокинутый чугунок стоит перед ней без всякого дела. Картошки у нас давно нет.
Может, папа привезет из командировки? Прошлый раз, еще снег был, он купил в деревне полмешка...
А у брата в лагере сейчас обед. На первое, наверное, борщ...
— Чтой-то отец не едет, — прерывает мои мысли бабушка.
— Он говорил, когда сев закончится. Значит, еще не закончился.
Где-то за железными дорогами и лесами, у самой западной границы, папа идет по полю, опираясь на свою палочку. Стараюсь не думать, что там, вокруг этого поля...
Мы с бабушкой вместе молчим о страшном. Там, куда папа уехал, еще скрываются по лесам бандиты. Иногда они выходят к деревням. Недавно из командировки не вернулся папин товарищ.
Нельзя, не хочу, запрещаю себе думать об этом! Папа завтра приедет, мы с ним сядем на серое одеяло, обнимемся, и я спою ему «Темную ночь», любимую детдомовскую песню.
А картошки пусть не привозит, проживем и без картошки, мысленно уговариваю и стараюсь я задобрить кого-то. И, наклоняясь над отцовской постелью, вдыхаю слабый запах знакомого одеколона и солдатской опрятности.
В нашем большом четырехэтажном доме тихо. Почти все ребята уехали в лагерь. Тетю тоже послали куда-то от школы. Второй смены вместе со мной дожидаются белобрысый пятиклассник Алик и маленькая Света с первого этажа. Вон они, уже вышли и стоят у столовской трубы. Это любимое наше место во дворе. Черная железная труба поднимается по стене прямо из окна кухни, мы с утра догадываемся по запахам, что готовится на обед.
— Я сейчас! — кричу им из окна.
Только отдам ключ соседке. Бабушка ушла в церковь. Когда вернется, не сказала.
— В сад? — качнул головой Алик.
А как быть со Светой? Ай, ничего, сама она все равно туда не доберется и, значит, никого не приведет в наше место. Возьмем с собой Свету.
