«Тебе понравится дорога в карибский рай…»
Я не отвечал на провокации, делая вид, что не понимаю, что говорит охранник. Другие заключенные рассказали мне, что они тоже подверглись таким унижениям, но им повезло больше, потому что они не знали английского.
С меня сняли тапочки и вместо них дали какие-то китайские кроссовки. На глаза надели уродливые толстые очки, которые привязали к моей голове. Они очень напоминали очки для плавания. Чтобы понять ту боль, попробуйте обернуть такие очки вокруг руки и походите так несколько часов. Я уверен, вы не выдержите и снимите их. А теперь представьте, что вы обернули эти очки вокруг своей головы и проходили так больше 40 часов. В заключение мне за ухо прилепили какую-то клейкую подушечку.
Иногда во время процедуры нам проводили осмотр всех отверстий тела, на потеху охранникам. Я возненавидел тот день, когда начал пополнять свой скудный английский словарный запас. В таких ситуациях намного лучше не понимать вообще ни слова. Большинство заключенных не говорили об этом осмотре и очень сильно злились, когда кто-то начинал говорить об этом. Лично мне не было стыдно, я думаю, что те, кто проводил подобные осмотры без какой-либо адекватной на это причины, должны стыдиться самих себя.
Я был уставшим, расстроенным, голодным… и все остальные плохие прилагательные в словаре. Я уверен, что был не один такой. Нам выдали новые пластиковые браслеты с номерами. Мой номер оказался 760, а следующий за мной, 761, был Ибрагим. Можно сказать, что моя группа была семисотой серией[14].
Ибрагим несколько раз воспользовался уборной, а я старался обойтись без нее. Наконец я тоже пошел. Это было примерно в два часа дня.
— Ты любишь музыку? — спросил меня сопровождающий, когда мы остались одни.
— Да, конечно!
— Какую музыку?
— Хорошую!
— Рок-н-ролл? Кантри?
Я не был знаком с этими словами. Обычно я слушал немецкое радио с разной западной музыкой, но я не мог сказать, как какой вид назывался.
— Любую хорошую музыку, — ответил я.
Эта приятная беседа продолжилась тем, что он снял с меня мешок, чтобы я мог сделать дела. Это было нелегко, так как все мое тело было в цепях. Охранник осторожно посадил меня на скамью и приказал ждать в течение следующих нескольких часов. На следующие 48 часов нам запретили молиться.
Около четырех часов дня началась перевозка в аэропорт. К тому моменту я уже был живым трупом. Ноги не держали меня, позже охранникам придется тащить меня всю дорогу от Баграма до Гуантанамо.
