Когда уже одетая я входила в кухню, мне на пятки по-прежнему наступал Алексей. Притащился следом за мной и с интересом стал наблюдать, как я ставила чайник и лазила по холодильнику в поисках съестных припасов. Его пристальный взгляд от дверного косяка, где он притулился, меня нервировал. Поэтому я и указала ему на стул рядом с окном и столом, садись, мол, чтобы сменил позу, а заодно, надеялась, и от наблюдения за мной отвлекся бы.
– Как приятно видеть твои хлопоты по хозяйству, птичка моя. Так понимаю, сейчас станешь кормить своего мужчину. Правильно. А то я почти истощился. Все силы ты у меня забрала.
Я взглянула на него хмуро, и еще подумала, что мог бы и не надрываться, я бы не была в обиде. Но рассмотрев его более пристально, пришла к выводу что до полного истощения ему было еще очень далеко. Надо было его быстрее выпроваживать из квартиры, от греха подальше. Тем более что ночь закончилась, а преступления совершаются чаще всего именно в это время суток. Это значило, что надобности в нем теперь и вовсе не было.
– Тебе чай или кофе? – спросила, бросив взгляд из-под бровей.
– Утром всегда пью кофе. Черный, без сахара. Запомни, дорогая.
– Есть только бутерброды. Будешь, или так уже пойдешь себе?
– Конечно, буду. Я бы еще от яичницы не отказался. Между прочим, там, в холодильнике, яйца были, я видел.
– И что? Совсем хозяйку объесть хочешь? Давай, соглашайся на то, что даю, или…
– За что сердишься, птичка моя? Ладно, ладно. Могу обойтись и этими двумя бутербродами.
– Как это двумя? Второй мой, – я побыстрее ухватила с тарелки хлеб с колбасой, оставив там лежать бутерброд с сыром, и откусила приличный кусок, чтобы уж совсем закрепить мои на него права.
– Н-да! Весело. Что же, ничего не поделаешь, придется смириться и принимать от жизни то, что она дает. Только не веселись уж так откровенно, радость моя, будет и на моей улице праздник.
– Кто бы спорил! Конечно, будет. Тебе, кстати, уже не пора к себе отправляться? – взглянула на него поверх чашки с кофе.
– Какое коварство! Всего меня использовала, жизненных сил лишила и на порог теперь указывает. Ни за что бы, не подумал, ведь, такой страстной еще совсем недавно была. Прямо не просто птица, а жар-птица!
– Хватит молоть чепуху. Жар какой-то придумал… хорош, балагурить.
– Вот, так да? Выгоняешь? А лечить меня кто будет? Мама моя? Смотри, что ты со мной сделала.
Он приподнял на себе рубашку и продемонстрировал красное пятно на боку.
