Лизетт отвернулась к окну. Слава богу, этот кошмарный этап их поездки подходил к концу. Случай с Грисли был лишним свидетельством того, что путешествовать инкогнито не так-то просто.
Герцогу тоже было об этом известно, и он попытался воспользоваться сложившейся ситуацией. Лизетт не питала иллюзий относительно того, что устроенное представление позволило ей победить. Она лишь получила передышку, вот и все. Герцог мог покончить с маскарадом в тот самый момент, когда понял, что Грисли, возможно, знают то, что ему нужно. Объявить, что она на самом деле не является его женой, и напрямую задать им интересовавшие его вопросы. И одним налетом разрушить ее жизнь и, возможно, карьеру Дома.
Почему он этого не сделал? Потому что был джентльменом?
Скорее герцог просто понял, что Грисли не знали достаточно много для того, чтобы это ему помогло. Слава богу, что она упоминала в разговорах с ними как Тулон, так и Париж, и слава богу, что эти два города расположены в совершенно разных частях Франции. Иначе можно было быть практически уверенной, что Герцог Горделивый бросил бы ее в Брайтоне и отправился охотиться на Тристана в тот из городов, который назвали бы Грисли.
Ей удалось спастись. Но едва-едва.
К счастью, шанс того, что она встретит еще каких-нибудь соседей, был очень мал. Потому, когда они распрощаются с Грисли, она окажется в безопасности. Во всяком случае, до поездки в Париж.
Во Франции Лайонс ее никогда не бросит. Это было бы совершенно не по-джентльменски, а джентльменом он был однозначно.
Большую часть времени.
При воспоминании о его сильной руке, лежавшей у нее на плечах, по спине Лизетт пробежала дрожь. А когда она вспомнила, как его рука играла с ее, эта дрожь усилилась. Лизетт тогда должна была сразу же убрать руку. Почему она этого не сделала?
Потому что это было так… интимно. Ни один мужчина никогда еще не держал ее за руку так сильно и одновременно нежно. Даже сейчас, когда она просто сидела, сунув руку ему под локоть и прижавшись своим бедром к его бедру, Лизетт ощущала в животе тот же трепет, что и в те мгновения, когда он ласкал ее руку.
Она напряглась. Скримшоу был прав. Ей лучше проявлять осторожность. Это герцог заявил, что он – ее муж, и тем самым все изменил. Теперь у него нет причин относиться к ней как к сестре, нет причин снимать ей отдельную комнату… где бы то ни было.
От мысли о том, что она проведет несколько ночей в придорожных трактирах вместе с ним, у Лизетт внутри все затрепетало.
