Анна Дмитриевна попалась ей возле столовой, и Света не успела придумать, что скажет ей, – учительница глянула на нее мельком и прошла мимо. И Света не представляла, что будет, если мама узнает, что кота сперва сняли, а после его кто-то повесил назад, не послушавшись Анны Дмитриевны. Только и думай, за что тебя в следующий раз ругать будут. Вдруг кто-то из учителей захочет пролистать ее тетрадь всю до конца. А у нее во всех тетрадях на последних страницах – люди с веселыми, и грустными, и злыми страшными лицами, кто-то непонятный танцует, и кто-то ловит кого-то. Мама как ни зайдет в комнату, Света быстро-быстро перелистывает страницы, и мама уже знает – почему. Она заглядывает в тетрадь, спрашивает: «Это кто? А здесь ты что хотела показать?» И если возьмешь новую тетрадь, чтобы тебя не спрашивали ни о чем, то она быстро окажется разрисованной – ты и сама не заметишь.
В художественной школе, той, что ближе к дому, Светины рисунки понравились. Завуч так и сказал: «В целом мне это нравится». И добавил: «Конечно, придется переучиваться. Неправильные навыки уже сформировались, вы сами видите…»
Света ждала, что, когда они выйдут, мама станет ругать ее за какие-то неправильные навыки. И это еще вдобавок к тому, о чем мама всегда говорит. Что кто не знает, тот ни за что не подумал бы, что у нее дочка почти отличница. И что, войдя в кабинет, Света забыла бы поздороваться, если бы мама не дернула ее за руку, и после сидела сгорбившись и глядела так, будто ее ничего здесь не касается.
– У нас дети рисуют по программе, – объяснял маме завуч, – шар, параллелепипед, куб. А к таким сложным построениям, – он кивнул на Светину папку, – люди идут годами. – И он снова стал перебирать рисунки. – У нее и звери, и города… Взять хоть вот эту улицу, это совсем безграмотно – что мы здесь видим?
Улица была темной, ночной. В потемках бродил слабо светящийся прозрачный дракон, в задумчивости он чесал ухо зеленой лапой. На месте дракона должна была быть собака у светофора, но зеленая краска размазалась. Света пририсовала пятну голову, лапы и хвост; собаку стало не видно. Но получилось еще лучше, чем она хотела вначале, и она побежала с рисунком к маме, а мама только охнула от изумления: «Ты у меня как взрослый художник!»
А теперь маме говорят, что картина получилась плохая и надо сперва рисовать куб. Или параллелепипед. А потом, наверно, и настольную лампу, как с Анной Дмитриевной на изо.
Света ненавидела изо, как только можно было ненавидеть школьный предмет. Мало того, что было скучно, так еще перед каникулами классная подходила к Анне Дмитриевне напомнить, что Света – почти отличница. И Анна Дмитриевна, так и быть, переправляла четвертную «три» на «четыре». При этом у нее делалось такое лицо, какое как ни старайся – не нарисуешь. И Свете становилось до невозможности стыдно перед Катей Трофимовой: той никогда не завышали оценок. Только за тех, у кого выходила одна тройка, классная бегала просить других учителей. И никто не обижался на тебя, никто не завидовал, что тебя делали хорошисткой, – никто и слова не говорил. Кате тоже было безразлично, она только один раз сказала: «А-а, у нас в старой школе тоже отличникам оценки натягивали». – «Я не отличница», – только и ответила Света себе в оправдание.
