Ее не особо воодушевили грядущие в жизни изменения из-за внезапно нарисовавшегося четырехлетнего племянника, о котором еще и заботиться нужно было. Олдридж знал это, потому что неоднократно слышал эти слова в свой адрес. До его появления, тетя Гейл работала внештатным фотографом и путешествовала по всему миру. Копии наградных фотографий висели по всему дому. Временами она смотрела на них и вздыхала, затем переводила взгляд на Олдриджа и снова вдыхала. Намек понятен. Тетушка Гейл предпочла бы съемки в Бангладеше, Гане или Мьянме, чем обучать этому студентов в Чикаго.
«Ты во всем виноват».
Олдридж понимал, что это правда.
Он чувствовал тетушкино возмущение во всем, чего она не делала: не держала его за руку во время вечерних прогулок, не обнимала после возвращения из летнего лагеря, не целовала в лоб и не гладила по голове, как, Олдридж видел, делали другие мамы со своими детьми. А когда он, еще маленький, тянулся к ней за утешением, тетя Гейл всегда вздрагивала, терпела и отстранялась, как можно скорее, со словами, что он липкий, горячий или еще под каким-то предлогом. Вскоре он и вовсе перестал пытаться.
Школа стала для Олдриджа тяжелым испытанием. Он был самым младшим и самым маленьким ребенком в классе и его часто задирали. Повзрослев он начал затевать драки, причин которых не понимал. Школьный психолог говорила, что Олдриджу не хватает внимания, любого, даже выраженного в негативной форме, и возможно, ему стоило попробовать завести друзей. Олдридж всей душой ненавидел, что его выделяли взрослые и остальные ученики, но когда оставался в одиночестве, боль внутри рвала не меньше, чем битое стекло.
В десять лет, после особенно жестокой драки Олдриджу достались два фингала под глазами, сломанный нос, а второму мальчику — выбитый зуб. Тетушка Гейл была вынуждена отвезти Олдриджа на обследование к психиатру.
Это был первый визит из множества дальнейших на протяжении многих лет. Олдридж научился подавлять желание подраться, и в итоге заработал серьезное отторжение к любого рода прикосновениям, особенно к непрошеным. Со временем близкие отношения практически до конца могли стереть этот дискомфорт. Рукопожатия можно было перетерпеть. С некоторыми он даже обнимался, при этом не кривясь. Олдридж учился терпеть, а потом и получать удовольствие от прикосновений Тима, для которого все это оказалось слишком медленным и тому не хватало терпения на человека, который мог с легкостью подпустить к себе, а потом так же оттолкнуть.
