— Сигаретку? — предложил Скука, когда мы вышли на улицу.
— Не курю, спасибо.
— Здоровье, что ли, бережешь? Что-то поздно ты задумался. — Он глубоко затянулся. — Знаешь, — выдохнув, продолжил он, — мне всегда было интересно. Как ты, вроде неплохой парень, попался ненависти на крючок? Знаю я тебя, конечно, только по Конторе и редким встречам, но для носителя ненависти ты довольно приятный парень, даже переживаю, что тебя задавят конкуренты.
— Знаешь, Скука, что? — не поворачивая голову в его сторону и смотря вдаль, задал я вопрос.
— Что? — он тоже смотрел вдаль. Солнце медленно уползало за горизонт, накрывая Москву красным закатом, делая тени длинными и похожими на героев фантастических ужастиков.
— Фамилия у тебя дурацкая, Молибог, серьезно, глупее фамилии не встречал. Удачи в отлове Кукол, — попрощался я с ним и пошел в сторону ближайшей станции метро, голодный, уставший, ненавидящий все и вся.
— И тебе хороших выходных, — ответил Скука, напомнив мне, что сегодня пятница. В моей нынешней жизни последний рабочий день не приносил столько радости, как прежде, дни недели вообще не замечались.
Хороший летний вечер еще больше раздражал мою ненависть своей прелестью. Ни она, ни я не могли понять, кого и за что мы ненавидим сейчас. Мы сошлись во мнении, что больше всего сейчас ненавидим Скуку Молибога за его дурацкую фамилию.
Неприятное утро
— Спишь? А я голодная, — тихий шепот вошел болью в висок, разбудив меня. Резко открыв глаза, мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать произошедшее. Можно было списать это на утренний, слишком реальный сон. Но что-то мне подсказывало, что это последствия голода, который напоминал о себе еще и легким недомоганием.
Повалявшись в кровати несколько минут в ожидании, пока поутихнет головная боль, и окончательно убедившись, что мне уже не уснуть, я встал с кровати.
Помятого, полусонного, с одним закрытым глазом и одним приоткрытым, ноги на автомате принесли меня на кухню, к холодильнику. Открыв который я уставился в его абсолютно пустое нутро, пытаясь осознать: «Какого черта мне тут надо?!»
— Ты совсем плох, я посмотрю, — раздался голос из угла кухни позади меня. — Вчера питание сорвалось, и ты решил колбаской голод заесть? До тебя никто не догадывался. Пойдем сходим в магазин, завернем полкило докторской, будем ее пытать и мучить, вдруг она тебя возненавидит, и ты легонько перекусишь, — в голосе чувствовалось нескрываемое злорадство.
