. Во всех своих замечаниях он был, при всей фамильярности, в высшей степени деликатен, мягок и щадил самолюбие учеников. Когда дошла очередь до Т., он заставил ее сыграть Es-dur’ную расподию, которую она приготовила к концерту в Киссингене. Сделав ей несколько мелких, но очень дельных замечаний, он сел за рояль и наиграл своими железными пальцами некоторые места. «Это должно быть торжественно, как триумфальное шествие!» — воскликнул Лист, вскочил со стула, подхватил Т. под руку и начал шагать величественно по комнате, напевая тему рапсодии. Все снова рассмеялись. Когда Т. сыграла с огнем, с соблюдением самых тонких оттенков, Лист обратился ко мне и сказал: «Das ist doch ein famoser Kerl, die kleine Véra»
[65]. «Если Вы так же сыграете в концерте,— обратился он к Т., — то знайте — какие бы овации Вам ни выпали на долю, все это будет меньше того, чего вы стоите!» Слезы радости навернулись на раскрасневшемся лице девушки. За нею последовали опять другие ученики и ученицы... Замечу кстати, что между ним и его учениками отношения какие-то патриархальные; ужасно простые, фамильярные и сердечные, нисколько не напоминающие обыкновенные, формальные отношения учеников к профессору; это скорей отношения детей к отцу или внучат к дедушке. Ученицы, например, без всякой церемонии целуют иногда у него руку, и он к этому до того привык, как видно, что не находит тут ничего странного. Он их целует в лоб; треплет по щеке и по плечу; подчас ударит по плечу и довольно крепко, заставляя обратить внимание на что-либо. При всем добродушии в замечаниях его проскальзывает иногда некоторое ехидство. Особенно он, по-видимому, любит пройтись насчет Л.
[66] «Ах, не играйте так! Играйте вот как! — показал он одной ученице. — Так только играют в Лейпциге, — прибавил он, — там пояснят вам, что это чрезмерная секста, и воображают, что этого довольно, а как ее сыграть — путем никогда не покажут!» Или: «В Лейпциге нашли бы, что это очень мило», — заметил он по поводу довольно бесцветно и дрянно выполненного места из шопеновского этюда. Нужно заметить, что Лист никому ничего не задает сам, а предоставляет каждому выбирать, что ему угодно. Впрочем, ученики всегда спрашивают предварительно: приготовить ли им такую-то или такую пьесу, потому что случается, что, когда начнут играть что-нибудь не нравящееся ему, он остановит без церемонии и скажет: «Бросьте, что вам за охота играть такую дребедень!» Собственно на технику, постановку пальцев и прочее он обращает ужасно мало внимания, а главным образом упирает на передачу выражения, экспрессию. Впрочем, за редкими исключениями, у него все ученики владеющие уже хорошо техникою, хотя учившиеся и играющие по разным системам. Собственно своей, личной манеры Лист никому не навязывал. Кстати об его игре: вопреки всему, что я часто слышал о ней, меня поразила крайняя простота, трезвость, строгость исполнения; полнейшее отсутствие вычурности, аффектации и всего бьющего только на внешний эффект. Темпы он берет умеренные, не гонит, не кипятится. Тем не менее энергии, страсти, увлечения, огня— у него бездна. Тон круглый, полный, сильный; ясность, богатство и разнообразие оттенков — изумительные.
