Жига опять отхлебнул из бокала.
— Поговорил я тогда с твоей покойной матушкой, а на следующий день подстерег Куншаги, когда он домой на лошади один возвращался. Поздоровался с ним почтительно, как полагается с господами, и стал его вразумлять. «Мы, — говорю, — ваша милость, одни здесь, кругом ни души, из свидетелей — только господь бог. Вы, барин, знаете, что мужик я сильный и запросто могу причинить ущерб вашему здоровью, так вот помните, ваша милость: коли вы еще хоть раз дотронетесь до моей сестренки Панни, придется вам просить пощады у господа бога, потому как от меня вы ее не дождетесь. Понятно ли я излагаю, ваша милость?» Было темно. Лица его я не видел, но голос слышал: «Я все понял, Жига. Недоразумение вышло. Отойди с дороги». А теперь, Имре, иди и подумай над тем, что я тебе сказал. Спокойной ночи.
Когда мальчик вышел за дверь, Ирма повернула к мужу бледное лицо.
— Ты про этого Куншаги рассказывал не ему, а мне?
— Думай, как хочешь, — ответил Жига Балла. Его огромные тяжелые руки покоились на столе. — Хочу тебя спросить, Ирма. Любила ли ты меня когда-нибудь?
— Любила, — тихо проговорила женщина. — Как ни странно теперь это звучит. Иначе с какой стати я вышла бы за тебя? Или, может, из-за твоих денег?
Ирма отвернулась, на нее нахлынули воспоминания.
Ей исполнилось семнадцать, когда она вместе с отцом пошла посмотреть на конные состязания, которые устроили офицеры расквартированного поблизости гусарского полка. Там она в первый раз увидела Жигмонда Баллу, гарцующего на лошади, и влюбилась в него с первого взгляда. Ей казалось, что красивый, черноглазый гусарский офицер одну ее хочет поразить блестящей джигитовкой. Она кое-что слышала о нем. Жига Балла окончил сельскохозяйственное училище и скоро должен был распрощаться с военной службой. Когда состязания закончились, Ирма стала постоянно думать о стройном гусаре, хотя забот у нее и без того хватало. Мать тяжело болела, девушке приходилось выполнять роль хозяйки: управляться с прислугой, вести приусадебное хозяйство. Ирма очень много работала. Другие девушки посещали балы, вечеринки, она же не могла позволить себе ничего подобного. Ей еще не исполнилось восемнадцати, как пришлось схоронить мать. После этого все чаще стал хворать и отец, хлопот у Ирмы прибавилось. Рассчитывать на старшего брата Йожефа не приходилось: он давным-давно жил самостоятельно. Женился и, отделившись, получил свою долю: тридцать хольдов пахотной земли да еще две трети виноградника на полтора хольда с винным подвалом и давильней. Кроме того, на него отец записал и никогда не пустовавшую корчму с летней пристройкой в саду. Ирма с той поры приучилась вставать в три часа утра. Задавала батракам работу и в течение дня неоднократно проверяла их, объезжая на лошади имение, внезапно появляясь то на одном хуторе, то на другом. Ухаживала за больным отцом и еще успевала читать специальные книги по сельскому хозяйству, которыми ее снабжал Пал Зоннтаг. К вечеру она иногда так выматывалась, что засыпала прямо за ужином.
