– А казна княжеская? – спросил Гостомысл.
– В Кареле осталась. В крепости. Так воевода Военег сказывает. Он без твоего согласия, княжич, привезти не решился. А я требовать права не имею. И своих денег нет. Даже дом сгорел, продать нечего. Так бы продал…
– И что еще русы предлагают? – продолжил разговор Бравлин.
– Посадник Русы Ворошила не ко мне обращался, а напрямую к посадскому совету. Предлагал займы дать под проценты. На восстановление города. Пока, как я знаю, торгуются с Пустилой из-за процентов. Ба! Да это, кажется, сани самого князя Здравеня. Я десятника из его охраны узнал. Такая длинная борода во всей Русе у него у одного. Кого еще может княжеская охрана сопровождать? Не иначе, узнал, княжич, о твоем приезде, и спешит тебе навстречу…
– Поприветствовать? – спросил князь Бравлин.
– Скорее проверить мою реакцию относительно сожжения Славена, – предположил Годослав. – Князь Здравень – очень скользкий человек. И вообще он не любит прямого разговора. Всегда увиливает от него, не говорит ни «да», ни «нет», и действует через своих людей. Сначала старается «мнение создать», а потом что-то предпринимает. Я удивился, как он, такой осторожный, допустил сожжение Славена. Обычно Здравень избегает любого обострения и нарушения своего спокойствия. Сна, то есть. Здравень спит даже на заседаниях посадского совета. Впрочем, я с ним всего дважды встречался. Оба раза уже после смерти старших братьев. Но впечатление он оставил неприятное.
– Его осторожность имеет свои причины, княжич, – вставил фразу Первонег.
– Какую такую причину?
– Здравень сильно робел перед князем Буривоем. Говорят, всегда боялся, что Буривой его ударит, и убьет кулаком, как ведмедя[14]. И потому при всех переговорах ставил свое кресло перед занавеской, а за занавеской стояло два меченосца, готовые защитить его. Так молва доносит. И молва эта из самой Русы идет. Впрочем, это не мудрено. Перед князем Буривоем все робели. И я – тоже среди всех… Наш князь чужого мнения не любил… Но решительности Здравеня я тоже удивился. Как он дал волю Славеру? Просто боялся Войномира или что-то другое?
– Я, возможно, причину знаю, – задумчиво произнес Гостомысл. – Когда-то, пока были живы оба брата, поставившие наши города, Славен и Рус, у нас было одно княжество. Когда умер Славен, княжеством правил Рус, младший. А после его смерти княжество разделилось на два. Отцу давно говорили, что словен и варягов следует объединять в одно сильное княжество. Батюшка думал об этом, но ему помешал князь Войномир. Все уже шло к объединению, оставалось только до конца покорить Бьярмию, а потом поставить условия Русе, но тут молодой Войномир все с ног на голову поставил. Хотя сам тоже говорил об объединении. Только батюшка видел во главе княжества Славен, а Войномир хотел Русу. Наверное, и у Здравеня такие же мысли были. В Бьярмии мы потерпели поражение. Батюшка умер, Вадимир погиб, наверное, дошли до Русы слухи о моем беспомощном положении. И тогда Здравень решился. Посчитал, что я или не вернусь, или вернусь очень не скоро, когда все будет сделано…
