Я не совсем понял, о каких ранах он спрашивает: о тех, которые я получил от Васькиных приятелей или о каких-нибудь еще. А Володя продолжал расспрашивать:
— Ну как, нашли вашу героиню? А к Купрейкину ездили? Я, между прочим, ребятам в институте рассказал про ваши поиски. У нас там тоже любители истории нашлись…
Не знаю почему, но мне вдруг стало как-то неловко признаваться, что мы с Женькой поссорились и если он ищет эту неведомую нам героиню, то уже один, без меня. И я пробормотал что-то не слишком понятное и вразумительное.
— Смотрите, не отказывайтесь от этого дела, — не заметив моего замешательства, продолжал Володя. — Я почему-то убежден, что вы найдете.
«Да, — с унынием подумал я. — Женька, может быть, и найдет, а я… Наверное, ее портрет появится скоро в Историко-революционном музее «Красная Пресня». Вспомнит ли тогда мой бывший друг, что поиски мы начинали вместе. Наверное, вспомнит, но уж, конечно, никому не скажет, что первые дома на Овражной улице мы обходили с ним вдвоем, что вместе мерзли на заснеженной скамеечке, вместе целый день провозились дома у бабушки Ксении, прибирая квартиру за каких-то неведомых нам тимуровцев…»
Стоп! Ксения Феоктистовна! Бабушка Ксения!.. Это она говорила, что приехала в Москву из далекого Хабаровска! Так вот почему мне вспомнилось название этого города!
— Не забудьте свое обещание, — говорил между тем Володя. — Когда отыщете вашу героиню или хоть какие-нибудь известия о ней появятся, непременно зайдите оба и расскажите.
— Зайдем, — кивнул я невесело. — Может, Женя один зайдет, без меня.
— А лучше бы вместе. Дружба теперь у вас еще крепче станет. Уж ты мне поверь. Если вместе делаешь с кем-нибудь хорошее дело, то дружба с этим человеком становится крепче стали.
Он простился со мной и широко зашагал к троллейбусной остановке. Я посмотрел ему вслед и грустно побрел своей дорогой. Невесело и тяжело стало вдруг у меня на душе. «Крепче стали»!.. Нет, что-то не стала она крепче, наша с Женькой дружба. От одного случая вот так враз взяла и рассыпалась.
Видно, Лешка, бегая все время в расстегнутом пальто, успел здорово закалиться. Он не кашлял и не чихал. А вот я, хоть застегивался на все пуговицы, заболел. Я лежал дома, глотал какие-то горькие таблетки, запивая их шипящим нарзаном, смотрел телевизор и даже со скуки пытался рисовать.
Пока я болел, ко мне раза два забегал Лешка. В четверг он примчался, запыхавшись, и объявил, что завтра, в пятницу, навестить меня явится целая делегация от нашего класса, поскольку я уже выздоравливаю и меня можно навещать.
