— Бьешься-бьешься, чтобы все было в порядке, не жалеешь сил, чтобы неукоснительно соблюдались требования гигиены, а потом все идет прахом из-за чьей-то расхлябанности и легкомыслия.
Когда Кортнер разговаривал со мной, ему приходилось закидывать голову, и я смотрел в его треугольное лицо сверху вниз. Я достал письмо из Тюрингии, глаза Кортнера сразу утратили выражение приветливости, и он поглядел куда-то мимо меня. С подчеркнутой деловитостью я объяснил ему, что не согласен с резолюцией тестя, которую, конечно же, не следует понимать так буквально… Договорить мне не пришлось.
— Ну, конечно, конечно, я и сам собирался побеседовать с господином профессором, но не хотел мешать ему на этой неделе во время работы…
— Вполне естественно, — согласился я, — стало быть, я займусь этим делом и все улажу.
Повторять слово «тесть» мне не пришлось. Кортнер, теперь с улыбочкой, поторопился вставить:
— Ну, конечно же, конечно, я буду вам очень признателен…
— Не за что, — сказал я и кивнул ему на прощанье, причем кивок получился как-то сверху вниз, и не только из за моего роста.
В коридоре я встретил доктора Хадриана. Он поднимался по лестнице в свою лабораторию, в «адскую кухню», так у нас в новом здании принято называть химические лаборатории, а отдел химии, возглавляемый Хадрианом, получил название «империя», в чем можно усмотреть намек на имя самого Хадриана, ибо так звучит по-немецки имя римского императора Адриана.
Хадриану сорок лет, он органик-синтетик, первоклассный специалист, молва утверждает, будто Хадриану достаточно набора «Юный химик», чтобы синтезировать любой стероид. Да и в аналитической химии он не менее силен, словом, человек совершенно иного уровня, чем Кортнер. Вот только при взгляде на него меня всегда охватывает зевота. Ибо Хадриан весь какой-то расслабленный, как мокрое белье. Хадриан одного со мной роста, но ужасающе худ, все на нем болтается — брюки, жилет, пиджак, серый халат; у него даже щеки, даже мешки под глазами и те в каких-то дрожащих складках. Он всегда излучает такую безнадежную усталость, что не приходится удивляться по поводу низкой трудовой дисциплины у него в отделе. Хадриан состоит на учете в партгруппе у Боскова, и тот утверждает, будто знавал и другого Хадриана, подтянутого, гибкого. Есть немало умных людей, которыми овладело тупое равнодушие из-за того, что лозунг «Думай с нами, планируй с нами, управляй с нами», хоть убей, не желает воплощаться в жизнь на их рабочем месте. Хадриан не первый и не последний из тех, кого слишком рьяным администрированием довели до полной бесплодности.
